Вершина Столетова
Шрифт:
— Взяли, взяли!.. Обошли!..
Выбежавшие на крик из ложементов солдаты и офицеры увидели, что главная опорная наша позиция на Николае отрезана неприятелем. Отрезана вместе со штабом, так что никаких указаний и приказаний и ждать неоткуда…
Так вот почему накануне турки из пушек перестали стрелять рано, и ночью не беспокоили! Они тем самым усыпили нашу бдительность, а под покровом ночи по откопанной траншее подползли вплотную к нашим позициям и заняли седловину, по которой идет шоссе. Они очутились между нашим резервом и перевязочным пунктом с одной стороны, и орловским полком с болгарскими дружинами —
Трудно сказать, что могло бы произойти дальше, если бы рота Брянского полка, не ожидая команды — каждая минута дорога! — не бросилась на турок, не успевших еще закрепиться у шоссе. В то же самое время артиллерист Поликарпов бесстрашно под огнем неприятеля повернул пушки в сторону шоссе и ударил по туркам. Штыки брянцев довершили дело: турки были опрокинуты и отступили.
Только потом стало ясно, что неприятельская затея была достаточно серьезной: под Круглой батареей турки сосредоточили за ночь девять таборов своего отборного войска. Стоило передовому отряду закрепиться на шоссе, эти таборы в любое время могли бы прийти к нему на подмогу, и тогда всякая связь с тылом у нас была бы отрезана.
Так начался третий день героической — тут слово на месте! — обороны Шипки.
Не менее, если не более тяжелым было и его продолжение.
Минувшей ночью туркам удалось поставить еще одну батарею — на этот раз на высотах против нашего правого фланга. Таким образом, огненная подкова вокруг наших позиций стала еще теснее.
На правый фланг неприятель направил свои первые атаки. Наступление четырех турецких колонн сопровождалось шквальным ружейным и артиллерийским огнем. Гул непрерывных орудийных выстрелов сливался в один раскат бесконечного грома. Это был поистине адский огонь, от которого, казалось, дрожат не только окрестные горы, но все Балканы.
Начальствующий над правым флангом командир Брянского полка полковник Липинский (он сменил на этом посту Депрерадовича) вынужден был сразу же ввести в бой две резервные роты — так силен был натиск неприятеля.
Чтобы не дать нам опомниться, а также лишить возможности маневрировать резервами, турки вскоре же, если не одновременно с наступлением на правый фланг, начали атаку и центра нашей позиции — горы Николай. За первой отбитой атакой тут же последовала вторая, еще более упорная… Это было похоже на повторение бешеных приступов 9 августа, но только в еще больших размерах. Сулейман-паша, должно быть, знал, что на помощь русским из окрестностей Тырнова уже выступило еще два полка — надо было во что бы то ни стало покончить с Шипкой до прихода подкрепления!
Наши цепи били по наступающим залпами и многих укладывали на месте — турки шли вперед. Артиллерийская картечь вырывала из рядов наступающих десятки, если не сотни — турки шли. У них будто бы не было иного пути, как вперед и только вперед. Говорили, что турки в этот день были пьяными, и это очень похоже на правду: в их слепом упорстве было что-то противоестественное. Одурманенные гашишем, они будто не видели перед собой ничего. И лишь когда натыкались на русские штыки, понимали наконец, что дальше дороги вперед нет…
В
Столетов приехал, осмотрел позицию и согласился с Липинским:
— Да, опасно… — повторил: — Очень опасно!
Но что он еще мог добавить к сказанному?! Здесь был один конец подковы, который неприятель стремится поскорее соединить с другим концом. Но и на том конце, на левом фланге у князя Вяземского, если турецкая атака еще не началась, то скоро начнется: туда точно так же двигаются неприятельские колонны и развертываются в цепи. И хотя атаки на центр нашей позиции — гору Николай продолжаются, главным, решающим наступлением неприятель, по всему видно, считает вот этот охват флангов, окружение наших позиций.
Нет, ничего он не может дать командиру правого фланга Липинскому. Поскольку загнутые вовнутрь фланги становятся уже как бы тылом наших позиций, придется взять на себя непосредственно его оборону. Здесь решается участь Шипки! Удастся противнику сжать, замкнуть подкову, защитники Шипки хотя и смогут еще какое-то время обороняться, но будут обречены.
На том и порешили. Вместо ожидаемой помощи Столетов взял у Липинского две полуроты с четырьмя орудиями и повел их на курган, лежащий в тылу наших позиций, напомнив на прощание, что до подхода Радецкого надо удержать оборону, чего бы это ни стоило.
Между тем началось наступление неприятеля и на левом фланге.
Теперь по всей линии нашей защиты шел бой с нарастающим час от часу ожесточением. Шквальные атаки, одна другой яростнее, обрушивались с вызывающим удивление постоянством. Все пространство впереди ложементов усеяно телами в красных фесках («Словно мак в огороде алеется», — замечают солдаты), а новые и новые цепи, новые колонны красных фесок идут на очередной приступ.
— Откуда только сила такая берется? — удивляются наши ратники. — Чем больше бьем, тем их больше лезет на нас…
В батареях все меньше остается снарядов. Стрелкам тоже приходится экономить патроны. А это значит, тем больший урон несут защитники от каждой новой атаки. Сильный артиллерийский и ружейный огонь еще на подходе изреживал, ослаблял противника, и до штыков доходила иногда только половина, а то и того меньше. Теперь главным оружием становился штык. Но если стрельба из ружья требует одной лишь меткости, работа штыком требует силы. А откуда взяться силе в человеке, даже если он самый выносливый в мире русский солдат, когда этот человек уже трое суток без пищи и сна?! А вот сейчас, в полдневную жару, еще и без воды. Спасибо габровцам, которые, рискуя собственной жизнью, нет-нет да доставят на позиции бочонок-другой родниковой водицы. Кое-кого из них уже ранило, одного убило, но остальные бесстрашно продолжают исполнять добровольно взятую на себя обязанность.