Версия Барни
Шрифт:
— Стой-стой-стой. Куда погнал! Я этого слова не говорил, — нахмурился О'Хирн. Потом он лизнул палец и стал листать записную книжку. — По словам вашей жены, перед тем как она уехала, а уехала она потому, что имела все основания вас опасаться — при вашей-то склонности к насилию…
— У меня нет склонности к насилию.
— Я просто цитирую ее слова. Она спросила: «Что ты сделаешь с Букой?» А вы ответили — цитата: «Я убью его», и далее стали угрожать ей и ее недавно овдовевшей матери.
— Это была фигура речи.
— Так вы не отрицаете, что сказали это?
— Да вы, я смотрю, полный идиот. У меня не было намерения причинять
— У вас есть девушка в Торонто?
— Это не ваше дело.
— Этакая сдобненькая телочка по имени Мириам Как-ее-там.
— Не пытайтесь еще и ее к этому припутать, хамская ваша рожа! Ее здесь и вовсе не было. Она-то тут при чем?
— О'кей. Усвоил. Значит, так: этот незаконный револьвер я забираю с собой, но я вам оставлю расписку.
— Возникнут трудности с правописанием — обращайтесь.
— Ну вы и тип!
— Ну так как — я в чем-нибудь обвиняюсь?
— Да разве что в дурных манерах.
— Тогда на прощание я желаю вам приятного времяпрепровождения на поле для гольфа. И пусть тебе кто-нибудь там треснет клюшкой по твоей дурной башке, хотя она и после этого умней не станет, — сказал я и, схватив его за лацканы пиджака, принялся трясти. Он не сопротивлялся. Только улыбался. — Буба-майса! Шабес-гой! Мишпуха!Не смей меня подначивать этим своим ломаным идиш — ты, напыщенный малограмотный мудак! Агата Кристи! «Дело пропавшего пловца»! Готов поспорить, что последней книжкой, которую ты прочитал, были «Приключения Винни-Пуха» в детском переложении, да и то ты до сих пор силишься понять, о чем там речь. Где тебя учили допрашивать подозреваемых? Или ты «Звездных войн» насмотрелся? Начитался комиксов? Нет, это я бы прочухал. У тебя бы тогда пузырь изо рта торчал!
Ухмыльнувшись, О'Хирн освободился от моего захвата, коротко рубанув рукой — так ловко, что я только моргнуть успел. Другой рукой он ухватил меня сзади за шею, рванул мне голову вперед и двинул коленом в пах. Разинув рот, я согнулся пополам, но ненадолго, потому что тут же он двумя соединенными вместе руками, словно кувалдой, поддел меня под подбородок, и опять я, беспорядочно махая руками, рухнул спиной на пол.
— Панофски, сделай самому себе милость, — сказал он. — Мы знаем, что это твоя работа, и рано или поздно найдем, где ты зарыл его, жалкий ты мерзавец. Грядку под спаржу он копал, щ-щас! Так что сбереги наше время и силы. Поимей немножко рахмонеск бедным служителям закона. Это значит «жалость» на вашем жаргончике, которым я — спорим? — владею лучше тебя. Сознавайся. И показывай, где труп. Мы за это скидку даем. Я поклянусь в суде, что ты был настоящим душкой, помогал следствию и рыдал от раскаяния. Наймешь себе хитрого еврея адвоката, и все, в чем тебя обвинят, — это убийство по неосторожности или что-нибудь в таком духе, потому что была борьба и револьвер выстрелил случайно. Или это вообще была самозащита. Или — господи боже мой — может, ты даже не знал, что он заряжен! И судья, и присяжные будут тебе сочувствовать. Ну как же: жена! И лучший друг! Да чтоб мне сдохнуть, если тут не было состояния временной невменяемости. В худшем случае ты получишь три года и вернешься домой через полтора. Слушай, да ведь тут можно даже и условного добиться — для такого бедного обманутого мужа, как ты.
Но, если будешь настаивать на той своей буба-майсе,которую ты нам грузишь, я
Я ничего не мог сказать — меня безостановочно рвало.
— Гос-споди, поглядите, что вы наделали с ковром! Может, вам тазик принести? Где у вас тазик?
О'Хирн нагнулся и протянул руку, чтобы помочь мне встать, но я отрицательно помотал головой, опасаясь очередного подвоха.
— Да, теперь этот ковер только шампунем. Что ж, за пиво merci beaucoup [332] .
Я застонал.
— А если ваш приятель, этот долгоиграющий купальщик, все-таки объявится, вы уж будьте так добры, позвоните нам, идет?
332
Большое спасибо (фр.).
По дороге к двери О'Хирн умудрился наступить мне на руку.
— Ать-тя-тя. Извиняюсь.
Я пролежал на полу, может, час, может, дольше, во всяком случае О'Хирн со своими подручными давно уехал, когда я, собравшись с силами, налил себе очередную порцию виски, проглотил ее и набрал номер Хьюз-Макнафтона. Его не было ни дома, ни в офисе. Я застал его в «Динксе» и сообщил о визите полицейских.
— Что-то у тебя голос какой-то странный, — проговорил он.
— О'Хирн избил меня как сидорову козу. Я хочу сделать на него заяву.
— Надеюсь, ты не отвечал ни на какие вопросы?
Я подумал, что лучше бы мне рассказать Джону все как есть — про то, как О'Хирн нашел у меня отцовский короткоствольный револьвер, и про то, как я напоследок грубо с ним разговаривал.
— Ты схватил его за лацканы и тряс?
— Да вроде бы. Но только после того, как он меня ударил.
— Я хочу попросить тебя об одолжении, Барни. У меня все еще остаются кое-какие баксы в банке. Они твои. Но тебе придется найти себе другого адвоката.
— Да ведь ты мне еще и для развода нужен! Да, кстати! Нам уже не требуется искать проститутку и частного сыщика. Я поймал ее на измене. Бука будет моим свидетелем.
— Да ведь его же, наверное, нет в живых!
— Он объявится. Да, я вот еще что забыл упомянуть. Следователю известно о Мириам.
— Откуда?
— Кто ж его знает? Слухом земля полнится. Может, нас видели вместе . Ей не надо было такое говорить о голосе Мириам.
— О чем, о чем? Что-то я тебя не пойму.
— Это я так. О'кей, ладно, я не должен был. Но я сказал. Слушай, Джон, мне нельзя в тюрьму. У меня любовь.
— Мы никогда не встречались. Я тебя не знаю. Это окончательно. Ты откуда звонишь?
— Из дома на озере.
— Вешай трубку.
— Ты что — параноик? Они не могут, это незаконно!
— Вешай трубку сейчас же.
Черт! Черт! Черт!
На следующий день в Монреале меня рано утром разбудил звонок в дверь. Это был О'Хирн с ордером на мой арест за убийство. А наручники на меня надевал Лемье.