Версия Теслы. Дилогия
Шрифт:
— У тебя сутки, чтобы решить, на чьей ты стороне, смертный, — заявил Окада. — Подумай получше и сделай правильный выбор.
— А что тут думать? — ответил я. — Ты не слышал? Не трожь мою собственность!
С этими словами я бросился на него, едва успевая избежать щупалец и осознавая, в общем — то, что не смогу его ранить. Мне надо было только немного отвлечь Окаду, так что я послал заклинание разрушения в самую гущу его духов. Чёрная масса всколыхнулась сильнее, чем обычно, часть её даже расплескалась, начав испаряться едва отделившись от
— Дурак! — ещё громче засмеялся аякаши, держась за парализованную руку. — Будешь продолжать портить мне одежду? Учти, теперь твои друзья — одно целое со мной. Пытаясь убить меня ты в первую очередь ранишь их! Кумико, держи его и девчонку.
— Обломись. У меня есть сюрприз для тебя… — нащупав на амулете нить, я дёрнул за неё, срывая сургучовую пломбу и разом высвобождая всё оставшееся в нём волшебство. — Свиток Калиостро «Акцессия Алаэ», призываю!
Многие скажут: «Фи! Героя окружили враги, а он взял — и улетел. Как банально, такое может быть только в третьесортном фэнтези!» Ну и чёрт с ними. Я не собирался подыхать только из — за того, что буду выглядеть банальным. В конце концов, если вы оказываетесь окружены готовыми покалечить вас людьми, никто не будет смотреть, насколько шаблонны ваши действия. Главное здесь — выжить.
К тому же, «Акцессия Алаэ» ни капли не похожа на романтические крылья героев фэнтези. Не скажу, что это что — то плохое или запрещённое, но приятного в нём мало.
По спине будто прошлись раскалёнными прутьями, когда на коже стали появляться буквы и слова; она даже лопнула в нескольких местах. Тёплая кровь потекла к пояснице, пропитывая одежду. Едва я успел об этом подумать, как здоровенные кожистые крылья разорвали рубашку в клочья. Ветер понёс меня за собой, я подхватил ошалевшую от всего происходящего Нинель, и мы взмыли в небо. Нам следовало убраться отсюда как можно дальше.
Пока Окада ничего не заметил.
Глава 17
Дождь лил как из ведра. Тяжёлые капли с силой ударялись о кожу, разбивались и оседали на ней мелкими холодными точками. Тонкими ручейками вода стекала по груди и животу, собираясь в лужу. Судя по тому, что лужа натекла немалая, дождь шёл уже давно. Я стряхнул с лица воду и медленно открыл глаза.
Низкие тучи, которые утром наползали на небо, слились в единую комковатую массу и еле — еле двигались, подталкиваемые ветром. Изломанная белая молния прорезала их, и по округе рассыпался тугой раскат грома.
Я повернул голову и увидел одуванчик, растущий у тротуара. Он был жёлтым. То есть нормально жёлтым. Там, где все цвета будто выцвели и поблёкли, одуванчик казался неестественно ярким.
Стоило мне протянуть к нему руку, как раздался голос:
— Они всегда такие.
Повернув
— «Они»?
— Одуванчики. Их издалека видно.
— Но здесь всё такое… бледное. Что в них такого особенного?
Она пожала плечами.
— Не знаю. И никто не знает. Но на них приятно смотреть. Кажется, я помню, как видела такие же яркие цвета. В детстве.
— До того как потерялась?
— Сказала же, меня обменяли! — вспыхнула Нинель. — Одно дело таскаться всюду за чертями, и совсем другое — жить в доме!
Я глубоко вздохнул, стирая ладонью с лица новые капли.
— А, домовой? Не самый плохой вариант. Но домовые привязаны к какому — то конкретному жилищу; следовательно, и обменянные ими дети тоже. Они могут перемещаться на новое место вместе с хозяевами, да и то, лишь при соблюдении определённых ритуалов. Которые, естественно, уже почти никто не помнит. Рассерженный домовой — не шутка, однако в первую нашу встречу ты искала покровительства другого существа. Вывод: не местная, оказалась далеко от дома не по своей воле — должно быть, была приведена кем — то.
— Женщина в чёрном. Однажды она пришла и попросила следовать за ней. Очнулась я уже здесь, — проговорила Нинель, опуская взгляд.
Я поморщился.
— Знаешь, это, вообще — то, идиотская идея — пойти за какой — то «женщиной в чёрном».
Нинель встала со ступеней и отряхнулась. Я заметил рукоять кинжала, торчащую из — за голенища. Значит, она уже подсуетилась и забрала у меня своё оружие.
— Что с тобой было? — спросила она, облокотившись на фигурные кованые перила.
— «Акцессия», — я сделал над собой усилие и поднялся. — Заклинание свитка, записанное на коже. Оно добавляет новые части тела: жабры, дополнительные руки… Мне, вот, удалось урвать крылья.
— А ты любитель эффектно уйти, — подколола Нинель, делая вид, будто смотрит куда — то в сторону.
— Любитель уйти живым, — поправил я. — Эффектно или нет — дело десятое.
— Что ж ты не использовал его, когда…
— Ты же сидела рядом и сама всё видела. «Акцессия» требует много сил. Едва они заканчиваются, заклинание распадается. Новые кости ломаются, пока не превратятся в пыль, а отращенные конечности — в жижу, которую организм способен усвоить.
— Мерзость, — спокойно заметила она.
— Опасно в самый разгар драки потерять сознание от боли, тебе не кажется?
— Хм, понятно. Ты — супергерой, обременённый тяжкой силой, ставшей твоим проклятием, — в её голосе прозвучала явная насмешка.
— Брось выдумывать! — оборвал я. — «Акцессия» — ни разу не проклятие, и никто им не обременён. Это полезное умение, просто создатель свитков не успел довести их до ума, вот и всё.
— Выжил после насекомых, взрываешь землю одним словом, создаёшь решётки из света…