Вертеп
Шрифт:
— При чем тут кампания? Мы о другом с вами.
— Верно. Я и говорю, у меня особенность, выпил — захмелел, а потом рюмку — и наоборот. Вот мы сейчас еще по рюмке, и я отвечу на все ваши вопросы. Чудненько?
— Я больше пить не буду и вам не советую.
— А как же я вспомню?
— Почему теперь я уже ничего не узнаю об исчезновении вашей первой жены?
— Да ведь все уже перекопали. А вы такой профессионал…
Мазин понимал, что сказать он мог, а возможно, и хотел другое, но слово не выскочило, как воробей, не сорвалось.
Дергачев
— Слушайте, дорогой Игорь Николаевич, вы в дебрях, но я помогу вам, идет?
— В каком смысле?
— В самом прямом. Избавлю от сомнений, сберегу ваше время и деньги.
— Имеете такую возможность?
— Так точно.
— Валяйте!
— Это грубо, но Фоме неверующему можно кое-что и простить. Я ведь не все время под газом. Кое-что и трезво сообразить могу. Скажите-ка честно, пули, что стреляли в Артура в первый раз и в последний, из одного пистолета?
— Да, — сказал Мазин.
— Выходит, и человек один стрелял. Ну так я вам доложу, что в первую ночь я спал пьяный под охраной Пашкова, и он может это фундаментально подтвердить. А если не я тогда стрелял, то делайте вывод и по второму разу. Или вам это ничего не говорит?
— Как же, я вас понял, вы профессиональный мастер алиби.
— Ха-ха, льстите. И не верите, и подозреваете. Что, не так? Я вас насквозь вижу. И мне смешно, потому что у меня два свидетеля: Настя и ваш приятель — сторож-мыслитель. Оба подтвердят, где я был и в каком состоянии.
«А ведь он прав, негодяй. Если в первый раз стрелял, без сомнений, не он, а в обоих случаях работало одно и то же оружие, тут в возможных версиях черт голову сломит».
— Вижу, огорчены, — подвигал морщинами Дергачев. — Что же ты, моя старушка, приумолкла у окна? Не слышу проницательных вопросов. Вот так и вся наша капиталистическая революция. Хотели, как лучше, получилось, как всегда. Частный сыщик ничуть не лучше милицейского чиновника. Разве не так? — спросил он с торжеством, покручивая стопку двумя пальцами.
Мазин действительно молчал.
Дергачев улыбнулся.
— Ох, добрый я человек. Ну ладно. Пользуйтесь добротой. Не хотелось в дерьме копаться окаменевшем, как поэт сказал, но, кажется, дерьмо еще с запашком. И рисуются мне в пьяном угаре кое-какие картинки из прошлого, когда Марина до меня еще крутила любовь с неким фраером из бара, а у тестя моего пистолет пропал, а потом этого черного в дурдом упрятали за то, что он где-то стрелял, ну и так далее. Уж не он ли тут появился? Копните, потрясите, пока его повязали, а? Дружеский совет. Сказал бы вам больше, но и тогда не знал толком, а сейчас вообще память ушла… Так что, чем богаты…
— Спасибо, — сказал Мазин серьезно…
«Кажется, ошиблись мы с Викторией Карловной, — думал Мазин, вернувшись в «Ариадну», хотя в последнее время версия Лилиной бабушки представлялась
— Тебя, Юра, поздравить можно? — спросил он, набрав телефонный номер.
— С чем? — задал в ответ вопрос Юрий Сосновский тоном, по которому Мазин понял, что с поздравлением поторопился.
— Лихо твои ребята на кладбище сработали.
— Я его отпускаю, Игорь Николаевич.
— Шутишь?
— В день первого покушения этого парня не было в городе, а пули-то из одного ствола. В лучшем случае пистолет побывал в разных руках.
— В самом деле? Бывает же! У меня почти та же неувязка.
— В чем именно?
— И у моего подопечного на тот же день алиби.
Послышался смех.
— С чем и вас поздравляю. Не падайте духом, войну пережили, — заметил Сосновский, родившийся через много лет после войны, — и это переживем.
— А почему ты, собственно, в этого Руслана вцепился?
— По легкомыслию. Анонимку получил.
Разговор выходил за рамки телефонного, но Мазин не удержался, спросил осторожно:
— В чем суть?
— Писуля короткая. Читаю: «Ослепленный ревностью человек хочет лишить жизни известного целителя Артура Барсука. Помогите спасти жизнь врача, нужного людям. Подробности известны Марине Дергачевой».
Мазин обдумал текст.
— Когда ты получил это? После убийства?
— Письмо отправлено раньше.
— Выходит, опоздало? Подробности, как говорится, Марина унесла с собой? Почему же ты решил, что «ослепленный ревностью» — это Руслан?
— Сразу после убийства я повидал секретаршу Дергачевой, и она показала, что парень приходил к ним в контору и вел себя агрессивно. Я задумался, кто мог бы быть автором письма? Не сама ли Марина? В порядке самозащиты. Решил поговорить с ее супругом. Тот рассказал, что у Марины была связь с Русланом. Ну а об их отношениях с целителем знал весь этот вертеп, который вы не по заслугам окрестили «ковчегом».
«Дергачев в самом деле добряк. Широко делится», — отметил Мазин и спросил:
— А муж, по-твоему, ревновать не может?
Юрий помолчал.
— Считаете эту версию реальной?
— Я упомянул о своем подопечном. Это Дергачев. И у него тоже есть на первый день алиби. Вот мы и обменялись информацией.
— Оба чистые?
— Не спеши. Спасибо за анонимку. Мне есть о чем подумать. И дай мне, пожалуйста, возможность повидать этого Руслана.
«Мантра представляет собой особую комбинацию трансцендентных звуков, которая освобождает наш ум от тревог. Мана означает — ум, трайа — освобождение. Маха-мантра — великая Мантра. Шестнадцать слов, составляющих ее, особенно рекомендуются к употреблению в Кали-йугу, эпоху ссор, тревог и лицемерия…»