Вертеп
Шрифт:
— Кажется, вы оказали первую помощь Эрлене Михайловне?
— Ну, уж и помощь! Скажете!
Соседка оказалась скромной.
— Не помните, что с ней случилось?
— Муж говорил, что она сунула палец в кофемолку.
— Муж? А сама она разве не говорила?
— Да я ее и не видела. Я вообще крови боюсь.
— Но на следствии вы травму подтвердили?
— Конечно. Муж же йод просил.
Очередной вопрос возник почти случайно:
— Саша! Что-то
Выглядел Пашков и в самом деле незавидно.
— А мне больше не нравится содержание, а не вид.
— Совсем недавно вы были вполне довольны своим существованием.
— Да, был, точнее, убеждал себя в этом. Не тут-то было. Большое заблуждение, что самообман легчайший из обманов.
— При чем здесь самообман? Вы же вполне обеспечены по своим потребностям, не так уж обременены работой, свободны лично и общественно и даже, как многие сплетники замечают, пользуетесь вниманием самой заманчивой женщины этого Дома. Разве не так?
— Все так. С одной поправкой — дом-то сумасшедший, вертеп.
— Наверно, не больше, чем вся страна, а возможно, и шар земной.
— Не спорю, но мне это все больше действует на нервы. А что касается заманчивой женщины, то дорого яичко к христову дню. Надоело объясняться ей в своем импотентстве.
— Не верит? В общем-то женщинам почему-то трудно понять эту нашу проблему.
— Вот именно. Она считает, что мы с ней наделены кучей органов, которые могут заменить мой один бездействующий, а то и вдохновить его.
— Ну, попробуйте, черт побери! Чем вы рискуете? Самолюбие мешает?
— Однажды я был на фабрике шоколадных конфет. В цеху их разрешали лопать выше горла. Так вот, цементный пол был покрыт раздавленным шоколадом. Его никто не хотел есть.
— Так вы пресытились? Бедная Настя.
— Я не пресытился. Просто шоколада много не съешь. К тому же она безумно болтлива, и крыша у нее давно под острым утлом.
— Опять-таки думаю, что угол не острее, чем у других.
— Как сказать! Она, например, и сейчас убеждена, что Артур инсценировал первый выстрел.
— Да? Под этим углом вы ее крышу рассматриваете? А если сменить угол?
Но это уже был вопрос не к Пашкову.
— Вы, Настенька, все хорошеете! — сказал Мазин, дожидаясь заказа в кафе.
— Только вы и заметили.
— Неужели находятся такие, что не замечают?
— Ваш приятель Саша номер один.
— Да плюньте вы на него, глупого. Ну, на что вам эта старая калоша?
— Жалко мне его, — произнесла она с неожиданным чувством.
— Не жалейте. Он отшельник в этом мире, созерцает его с философским спокойствием.
— Нет. — Настя поставила перед Мазиным заказанный коньяк и, нарушая правила, присела к столику. — Он о самоубийстве думает.
Мазин вспомнил серое лицо
— И вы хотите его спасти?
— А что в этом плохого?
— Ничего. Напротив. Флаг вам в руки. А, кстати, почему вы решили, что Артур Измайлович устроил инсценировку с первым выстрелом? Ведь убили его в конце концов.
— Туда и дорога. Потому, что подлец, — ответила она сразу. — А покушение придумал с целью, с какой, не знаю, но мерзкой, это точно. Да не вышло. Переиграл.
— Его вам не жалко?
— Вот уж кого жалеть! Похабник. И Лильку ограбить хотел вместе со своей шлюхой из департамента. Слушайте! Не ищите вы, кто их убил! Ничего он плохого не сделал.
— Это все-таки убийство, Настя.
— А как же очищаться от дряни? Артур мне лично говорил. Попытается лапу запустить под кофту или под юбку и нашептывает: «Ты не ломайся, у нас большие баксы будут. Такую лечебницу на озере отгрохаем». — «Да не отдаст вам Лилька землю». — «А кто у нее спрашивать будет? Она же не правоспособная. Ей лечиться нужно». Вот сволочь!
— Кто же убил их, по-твоему?
— Если сами не знаете, я не скажу.
Руслан оказался горячим и многословным.
— Я какой был? Зеленый, глупый. Это она меня в дурдом заперла.
— Зачем?
— Из-за пистолета. Она хотела, чтобы я ювелирный брал. Жадная была. У отца парабеллум утащила, мне дала. Но я не мог так идти, уколоться нужно было. Я же не бандит. Я никогда не грабил. Я пошел за дозой. Для храбрости, понимаешь? Я никого не убил. Я стрелял, правда, но я не убивал, я убежал, я отдал ей пистолет. Говорю, возьми, я больше на такое дело не пойду. Она меня испугалась, и в дурдом.
— С вашего согласия? Врачу-то подыгрывать нужно было.
— Сказал уже, дурной был, в дурдом и попал. Мне говорят, что я мстить приехал! Кому мне мстить? Себе мстить нужно! Я ей в глаза посмотреть хотел. Спросить хотел, как живешь, как с такими глазами на людей смотришь? Но не посмотрел. Закрыли ей глаза. Но не я…
— Я должен с вами встретиться, — так он сказал Дергачеву.
На другом конце провода молчали. Мазин ожидал активного протеста, но Дергачев спросил только:
— Вы уверены, что это необходимо?
Спросил не зло, а как-то тоскливо.
— Да.
— Кому?
— Вашей дочери, если хотите.
Тут голос приобрел раздраженный оттенок.
— Когда же она успокоится в конце концов! Сама не ведает, что творит.
— Мне тоже хочется, чтобы она успокоилась скорее.
— И для этого вы снова меня пытать собираетесь?
— Да, придется поговорить откровенно. Если можете, не пейте, пожалуйста.
— Ого! Тогда поспешите. Я пока сухой.