Веруча
Шрифт:
Веруча в который раз подумала о варварстве и жестокости подобных игр, но тут же одернула себя, ища глазами свободное место в своей ложе. Боковым зрением она успела отметить, что по арене бегут рабочие с веревками и сетями; на краю арены лежало неподвижное тело, казавшееся бесформенной кучей тряпья, и тут же растекалась алая лужа крови.
Веруча осмотрелась, замечая обычных завсегдатаев ложи, и чувствуя их негласное неодобрение ее опозданию.
Чозл, конечно же, был уже здесь; его огромное тело занимало особое кресло-трон. Его взгляд, устремленный на арену, был напряженным и слегка разочарованным; впрочем, уловить
Это казалось вполне возможным, и она в который уже раз мысленно задала себе вопрос, зачем Чозлу понадобилось превращать игры на арене в подобный жестокий, отвратительный, кровавый спектакль. Официальную версию его заинтересованности в подобном мероприятии она слышала, и не раз — в подробностях. Но это ее не убеждало. А иначе как она могла бы считать свою точку зрения верной, а чужую — ошибочной и вредной? Хотя большинство его окружения, казалось, было удовлетворено его объяснениями и мотивами поступков. Например, Вида: Веруча посмотрела на женщину, сидевшую неподалеку. Казалось, что она всего несколько мгновений назад высвободилась из объятий страстного любовника: ее щеки ярко пылали, глаза сверкали, а тело было охвачено чувственным волнением.
А Селкас? Впрочем, он как раз выглядел вполне обычно: невозмутим, спокоен, с выражением легкого иронического всепонимания на лице. Легкий запах и румянец на щеках не позволяли точно назвать его возраст, а ведь он был почти ровесник Чозлу. Уже не в первый раз она спросила себя, почему Селкас отказался от всех притязаний на власть, хотя обладал всеми неоспоримыми достоинствами и возможностями. Но он казался вполне довольным своей второстепенной ролью на государственной арене, хотя его суждения и мнения всегда оставались очень трезвыми, логичными и независимыми — она почти всегда была согласна с ним.
Веруча постаралась привлечь внимание Селкаса: ей это не удалось, и она вздрогнула, почувствовав чужое неожиданное прикосновение, пытаясь вернуться в реальность из мира своих рассуждений и мыслей. Она подняла глаза и увидела скользкую улыбку Монтарга: он, как обычно, улыбался одними губами. Слегка повышая голос, чтобы перекрыть шум, он сказал:
— Вы выглядите не лучшим образом, дорогая кузина. Неужели ваши нервы настолько слабы, что вам не по силам подобное кровавое зрелище?
Холодно и спокойно она ответила:
— Мне кажется, что смерть не то зрелище, которое способствует веселью.
— Но оно весьма поучительно, не так ли? Посмотри, как это нравится окружающим. Послушай, как они спорят и шумят, разгорячившись. Неужели это не научит тебя лучше понимать человеческую натуру и инстинкты? — Он засмеялся отрывисто, лающе, словно пес: широко открывая рот в немом оскале. — Если бы ты была настоящей женщиной, Веруча, ты не смогла бы оставаться такой холодной и безучастной к происходящему.
— По крайней мере, они не плюют в сторону с чувством ненависти и злобы.
— Ты так уверена в этом, дорогая кузина?
Он, по своему обыкновению, насмехался, стараясь задеть ее самолюбие. Это была их обычная манера общения, сложившаяся еще в годы детства, когда они играли вместе во дворцовом саду. Уже тогда она поняла, насколько важно не выказывать гнева или обид; он мог бить только слабого.
Веруча тихо, но веско произнесла:
— Ты просто садист, Монтарг. Но общение со мной вряд ли принесет тебе желанное удовлетворение.
— Ты так считаешь, кузина?
— Да. Ты настоящий утонченный садист. Даже более того: ты — страшно трусливый, мелкий мучитель. Ты наслаждаешься видом чужих смертей и страданий. Ты носишься на словах со своей теорией человеческой силы, мужества и смелости. А на деле ты — трус, и если бы ты имел хоть каплю своего хваленого мужества, ты был бы не в рядах зрителей, а там — на арене. Ты настолько сомневаешься в своих мужских достоинствах, что боишься подвергнуть их испытанию, не так ли?
Он не сдавался и предпочитал нападать:
— Кроме тебя, дорогая, мои мужские достоинства никем не оспариваются. А ты упрямо продолжаешь отрицать все, что не совпадает с твоей точкой зрения; в частности, важность и необходимость игр, хотя ты уверяешь, что тебя заботит благополучие нашей Дредиа. Ты просто весьма скудна умом, моя кузина; хотя этого следовало ожидать. Ограниченность ума всегда связана с ограниченностью и скудостью тела. Тебе необходим любовник, который смог бы, возможно, поправить это положение вещей. Тебе следует обзавестись мужчиной, Веруча; тебе это просто жизненно необходимо. — Он немного помолчал и добавил, ухмыльнувшись:
— Я уверен, что тебе удастся окрутить какого-нибудь калеку или, возможно, слепого, который не будет иметь возможности видеть твое очарование.
Он язвил, издевался над ней, как обычно. Она слегка прикрыла глаза, стараясь не показать вспыхнувшую ее обиду и гнев, и стала смотреть вниз, на арену.
На арене работники с помощью сети и веревок пытались поймать разгоряченного схваткой креля: птицу надо было отогнать в сторону, чтобы убрать с поля останки того, что еще недавно было человеком. И приготовить арену к следующей игре. Зрители уже выказывали нетерпение, требуя продолжения кровавого зрелища…
В раздевалке, прохладной и погруженной в полумрак, было довольно тихо; звуки с арены доходили сюда приглушенно и неясно.
Врач, отдыхавший в кресле, покачал головой, прислушиваясь:
— Они выказывают слишком сильное нетерпение. Надо поблагодарить за все Монтарга, который сделал из игр настоящую бойню, стремясь выжать из всей этой мерзости как можно больше денег. Странно, что он не заставил нас строить конвейер по переработке…
Садойа промолчал; подобный мрачный юмор, по его мнению, был сейчас неуместен. Он быстро взглянул на борцов, ожидавших своей очереди, своего шанса или своего часа. Некоторые были напряжены, волновались, другие неестественно храбрились.