Весь Дэн Браун в одном томе
Шрифт:
Научные термины померкли, вместо них вверху засветились исламские религиозные тексты.
— На смену исследованиям пришли божественные откровения. И по сей день научная мысль мусульманского мира не восстановила былую славу. — Эдмонд сделал паузу. — Впрочем, в христианском мире дела обстояли ничуть не лучше.
Теперь все увидели портреты астрономов: Николая Коперника, Галилео Галилея, Джордано Бруно.
— Церковь предавала суду, заключала в тюрьмы и уничтожала наиболее одаренных ученых, отбрасывая развитие человечества как минимум на столетие назад. К счастью, сегодня, осознав преимущества научного прогресса, религиозные институты и организации умерили свой пыл… — Эдмонд вздохнул. —
В небе появился логотип: синий глобус, а на нем распятие, обвитое змеей [285] . Под ним текст:
— Прямо здесь, в Испании, Международная федерация католических медицинских ассоциаций недавно объявила войну генной инженерии, объясняя это тем, что «у науки нет души» и потому она должна контролироваться Церковью.
Логотип-глобус трансформировался в другой круг — чертеж гигантского ускорителя частиц.
285
Логотип Международной федерации католических медицинских ассоциаций.
— А это техасский Сверхпроводящий суперколлайдер. Предполагалось, что он станет самым большим в мире коллайдером, способным помочь пролить свет на сам момент Творения. По иронии, машину разместили в сердце Библейского пояса Америки [286] .
Чертеж плавно перетек в массивное кольцеобразное бетонное сооружение, затерянное где-то в техасской степи. Типичный давно заброшенный недострой, покрытый толстым слоем пыли и грязи.
— Американский суперколлайдер мог бы значительно расширить наше понимание Вселенной, но… проект, к сожалению, закрыли. Причина — большие затраты плюс политическое давление со стороны некоторых странных организаций.
286
Регион в США, в культуре которого доминирует евангельский протестантизм. В него полностью или частично входят штаты Техас, Иллинойс, Канзас, Оклахома.
На небе включился сюжет из хроники — молодой телеевангелист, размахивая книгой-бестселлером «Частица Бога», сердито выкрикивает: «Мы должны искать Бога в сердце своем! А не внутри атома! Миллиарды долларов, потраченные на абсурдный эксперимент, — позор для Техаса и оскорбление Господа нашего!»
Снова зазвучал голос Эдмонда:
— В таких конфликтах религиозные суеверия берут верх над разумом. Но это лишь небольшие стычки в ходе непрекращающейся войны.
Небо вспыхнуло ярким коллажем: узнаваемые, иногда жестокие эпизоды современной жизни. Пикеты возле лабораторий, где ведутся исследования по генетике, священник, совершающий самосожжение у здания, где проходит форум по трансгуманизму, евангелисты, вздымающие сжатые кулаки и Библию, рыбка-Иисус, поедающая рыбку-Дарвина, злобные транспаранты верующих против исследования стволовых клеток, гей-парадов, абортов и такие же злобные ответные транспаранты.
Лэнгдон, лежа в темноте, слушал стук своего сердца. В какой-то миг ему показалось, что лужайка подрагивает, как будто внизу идет поезд метро. Вибрация усилилась, и он вдруг осознал, что земля и в самом деле трясется. От мощных, глубоких толчков трава дрожала под его спиной, и весь шатер содрогался с громким гулом.
Лэнгдон узнал этот гул: так шумит горный поток на гремящих порогах. Звук шел из динамиков, спрятанных под искусственной почвой. Внезапно он ощутил, что его лицо и тело
— Слышите этот звук? — крикнул Эдмонд, перекрывая шум потока. — Река Науки вышла из берегов!
Вода зашумела сильнее, и щеки Лэнгдона покрылись каплями влаги.
— С тех пор как человек научился добывать огонь, — кричал Кирш, — этот поток набирает силу. Каждое научное достижение открывает путь для новых достижений, каждый раз новая капля вливается в Реку Науки. Сегодня мы несемся на гребне цунами, стихия бушует, и остановить ее невозможно!
Весь шатер сотрясался.
— Откуда мы! — выкрикнул Эдмонд. — Что нас ждет! Человечеству изначально суждено найти ответы на эти вопросы! Наши методы исследований эволюционировали в течение тысячелетий в геометрической прогрессии!
В зале бушевал ветер, разбрасывая мелкие капли воды, и шум речного потока достиг почти оглушающей силы.
— Только представьте! — призывал Эдмонд. — Потребовался миллион лет, чтобы человек, добывший огонь, наконец изобрел колесо. Затем еще несколько тысяч лет — чтобы создать печатный станок. Всего лет двести — чтобы построить телескоп. В следующие столетия от парового двигателя мы быстро перешли к автомобилям, работающим на бензине, а от них — к космическим кораблям! И понадобились какие-то десять лет, чтобы начать модифицировать ДНК! В наши дни научно-технический прогресс определяется месяцами, — продолжал кричать Кирш. — Мы продвигаемся вперед в головокружительном темпе! Еще немного — и самый навороченный супербыстрый компьютер покажется нам канцелярскими счетами, самые продвинутые методы хирургии мы сочтем варварскими, а нынешние источники энергии сравним со свечой, которая горела в хижинах наших предков!
Голос Эдмонда и шум потока заполняли пульсирующую темноту.
— Первым греческим ученым пришлось оглядываться на столетия назад, чтобы погрузиться в древность. Нам же достаточно оглянуться всего на одно поколение, чтобы увидеть свою «древность» — тех, кто не знал технологий, ставших для нас обыденными. Периоды развития человечества сжимаются, расстояние от «старого» до «нового» стремится к нулю. И я даю вам слово, что следующие годы будут потрясающими, безумными и совершенно невообразимыми!
Внезапно все смолкло, шум потока затих.
Наверху засияло звездами небо, вернулись сверчки и теплый ветер.
Гости едва ли не одновременно перевели дух.
В абсолютной тишине Эдмонд заговорил почти шепотом.
— Друзья мои, — произнес он. — Знаю, вы пришли, потому что я пообещал рассказать вам о великом открытии. И я благодарю вас за то, что вы любезно позволили мне сделать эту небольшую преамбулу. А теперь давайте сбросим оковы устаревшего мышления. Пришло время испытать радость открытия!
Кирш замолчал, и комнату стал заполнять туман — он поднимался, клубясь, небо над головой засияло красками рассвета, отблески его легли на людей.
Внезапно ожил луч прожектора. Эффектно качнувшись, он прошелся по залу и остановился в задней его части. Тут же почти все гости приподнялись и повернулись туда, стараясь разглядеть хозяина вечера — уже во плоти.
Но через несколько секунд прожектор вернулся в переднюю часть.
Взгляды зрителей последовали за ним.
Там, в круге света, улыбаясь, стоял Эдмонд Кирш. Его руки спокойно лежали на трибуне, которой еще несколько секунд назад здесь не было.