Весь Дортмундер в одном томе
Шрифт:
Он никогда не пустовал. Никогда. Сестра Мэри Грейс незаметно прокрадывалась туда снова и снова, днем и ночью, подвергая себя риску множество раз, и это постоянно заканчивалось неудачей. Было несколько офисов, через которые она могла прокрасться более-менее безопасно в ночи, ну а далее ей всегда попадались работники, занятые своими обязанностями. Мужчины сидели за пультами управления и изучали экраны системы видеонаблюдения. Мужчины разговаривали по телефонам. Мужчины открывали сейфы с оружием и вынимали пистолеты или клали их обратно. Помимо всех этих мужчин, она мельком увидела женщину, работающую в приемной,
Одной из многих причин, по которой сестре Мэри Грейс необходимо было выбраться из своей башни, было то, что она регулярно поддавалась греху. В течение двух часов каждого четверга, она постоянно переступала через себя, поддаваясь греху в виде гнева и неуважения. После этого целую неделю в своих мыслях она корила себя жестоко, неумолимо и молилась.
Но хуже всего было то, что она смирилась, наконец, с фактом, что все ее таланты с электронными замками закончились провалом, что она просто расширила границы своей тюрьмы и не сбежала из нее, что дальнейшие барьеры были абсолютно непреодолимы. В тот момент и еще некоторое время после, она была виновна в смертной грехе – отчаянии.
Она не думала о самоубийстве, несмотря на то, что спрашивала Бога в своих молитвах, почему Он может упростить ситуацию, просто прижать ее сейчас к своей груди. И сама того не замечая, она кушала все меньше и меньше пока бедная Энрикета Томайо в один прекрасный день, наконец, не подняла такую шумиху, ругаясь и ругаясь на двух с половиной языках (вставляя какой-то индийский диалект), что сестра Мэри Грейс сразу же оставила анорексию.
Однако потребовалось больше времени, чтобы выйти из депрессии. Она попала в западню в этой высокой башне, возможно навсегда. Ее окружали люди, которые не поймут и даже не попытаются понять ее. Люди твердо хотят превратить ее в нечто, чем она не сможет никогда стать. Она была бабочкой, а это был крючок и они, в конечном счете, сломают ее, и никто этому не будет рад.
Она всегда чувствовала себя не такой как все, как ее братья и сестры, и весь мир, она знала это. Она не волновалась о том, что тревожило других. Ее не интересовали материальные вещи. Она не знала чего хочет, пока ей не исполнилось шестнадцать, и она не попала в пансион, которым заведовали монахини, и где ее мать была на «отдыхе». Обратившись с вопросом об отдельном жилье, она заметила комнаты. Ей объяснили, что там живут члены ордера, которые полностью отреклись от внешнего мира и посвятили себя исключительно созерцанию Всемогущего.
В доме Элейн всегда понятие всемогущества сводилось только к семейству Риттер, а его воплощением был Фрэнк Риттер. Ее старшие братья и сестры шли неверным путем, сражались за привилегию быть слугой у этого идеала. А может был лучший образ? Возможно, был лучший способ прожить этот «переход» на Земле?
Она пыталась найти совет и наставление и выжидала свое время. Понадобилось шесть лет, чтобы окончательно убедиться в своем призвании, чтобы убедиться в своей вере в Бога и полюбить Бога и хотеть служить Ему всю оставшуюся жизнь. Если говорить кратко, то шесть лет ушло на то, чтобы точно понять: это не есть попытка просто убежать от отца.
Ей исполнилось двадцать два, юридически и не только она стала взрослой и способной принимать свои собственные решения. Она хотела
Почему она не должна отчаиваться? Но она не сдавалась, она боролась против Хендриксона, против своего отца и против всех и всего. И наконец, пришли новости от Матери Мэри Форсибл: мужчина по имени Джон спасет ее. Благословенный Джон! Может ли она еще чем-нибудь помочь ему?
В Маркграф Корпорэйшн, в одном из офисов, где она могла свободно перемещаться ночью, она обнаружила толстые блокноты содержащие информации о системе безопасности в здании. Помогут они? Похожие книги, но пустые лежали рядом в шкафу. Она забрала бумаги с данными, оставила на их месте пустые книги, а Энрикета вынесла их под своей длинной юбкой из здания. Теперь же отчаяние ушло, и сестра Мэри Грейс ожидала, когда снизойдет Блаженный Джон.
Внешне она оставалась непроницаемой, но внутри себя она пела.
16
Дортмундер и Тини шли по Пятой авеню по направлению к башне Государственного банка Авалона, мрачного, серого и сурового. Когда они достигли здания, то увидели, как одетый в зеленую униформу мужчина мыл стекло входных дверей в вестибюль.
– Будет дождь,- предсказал Тини.
– Проверено.
Они переступили порог небоскреба и вошли в один из лифтов под номером «5-21». Вместе с ними поднимались два азиата в дорогих черных пальто, держащих по кейсу и разговаривающих о чем-то серьезном на японском языке. На секунду они быстро взглянули на Тини, и один из них пробормотал нечто наподобие «Годзилла», затем они снова вернулись к разговору.
Тини нажал кнопку седьмого этажа и произнес:
– Так вот, запомни. Я сам не знаю этого придурка. Возможно, это не очень хорошо.
– Так что тебе сказал твой друг?
– Ничего. Просто сказал мне прийти и посмотреть J.C. Taylor, а также то, что он позвонит туда заранее и представит меня. Он вел себя немного странно.
Дверь лифта закрылась. Двое японцев продолжали беседовать для секретности на своем родном языке. Дортмундер сказал:
– Что именно было странным?
Пожав плечами, Тини ответил:
– Я не знаю точно. Просто предчувствие какое-то.
– Не хочу совершить какую-нибудь глупость.
– Нет, нет,- заверил Тини.- Этот паренек не сделает ничего подобного. Люди не шутят со мной, они знают, что я не уважаю такого рода юмор. Мне показалось немного странным то, как он разговаривал, вот и все.
Лифт остановился на седьмом, и они вышли в холл. Позади них дверь закрылась, и японские джентльмены поехали дальше. Справочник организаций напротив лифта содержал более обширный список фирм, чем на этаже повыше. Эта жалкая группа компаний арендовала площадь на этом не престижном уровне, оставив более высокую арендную плату более богатым предприятиям за более «высокий» адрес.