Шрифт:
Посвящается Идену Макгвайру, самому сильному человеку из всех, кого я имела честь знать.
Jamie Mcguire
All the Little Lights
This edition is made possible under a license arrangement originating with Amazon Publishing, www.apub.com, in collaboration with Synopsis Literary Agency.
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память
Text copyright © 2018 by Jamie McGuire
All rights reserved.
Пролог
Эллиотт
На Джунипер-стрит росло около дюжины дубов, и на один из них я только что забрался. Я выбрал именно этого старого древесного гиганта, потому что он стоял совсем рядом с белым частоколом – достаточно высоким, чтобы я мог использовать его как ступеньку к самой низкой ветке. Не имело значения, что мои ладони, колени и голени покрылись царапинами и кровоточили после контакта с острой корой и ветвями. Ветер покусывал мои открытые раны, напоминая, что я боролся и победил. Правда, кровь мне докучала. И не потому, что я отличался брезгливостью, а лишь из-за того, что мне пришлось ждать, пока она остановится. В противном случае кровь грозила размазаться по моему новому фотоаппарату.
Через десять минут после того, как я угнездился на ветке и моя задняя часть зависла в двадцати футах над землей, малиновый цвет перестал затмевать все вокруг. Я улыбнулся. Наконец-то мне удалось найти нужный ракурс. Фотоаппарат был не новый, зато достался мне от тети авансом, в счет моего одиннадцатого дня рождения. Обычно я видел тетю спустя две недели после этого события, на День благодарения, но она терпеть не могла дарить мне подарки с опозданием. Тетя Ли много чего не выносила и исключение делала только для меня и дяди Джона.
Я смотрел в объектив, перемещая его по бесконечным гектарам травы, пшеницы и пологих холмов. За заборами домов, стоявших вдоль улицы, на которой жила моя тетя, тянулась импровизированная дорога. Два следа от шин и полоска травы между ними – вот и вся граница, отделявшая дворы наших соседей от бескрайних полей пшеницы и рапса. Весьма однообразный пейзаж, но, когда заходящее солнце окрасило все вокруг оранжевыми, розовыми и пурпурными отсветами, мне показалось, что в целом мире нет места прекраснее.
Вопреки словам моей мамы, Дубовый ручей оказался не таким уж гиблым местом. Однако здесь ко многому были применимы слова «раньше» и «когда-то». Раньше в Дубовом ручье был торговый центр, на этом месте был магазин игрушек, а здесь стоял игровой автомат. Вокруг одного из парков когда-то располагались теннисные корты и пешеходная дорожка, но теперь от былого великолепия остались только пустые здания и заколоченные окна. Раньше мы приезжали сюда раз в два года, на Рождество, но потом мама и папа стали ссориться так часто, что порой даже дрались. По какой-то причине летом эти
Небо только начинало менять свой цвет, и я сделал несколько снимков, проверяя настройки. Тетю Ли едва ли можно было назвать мягкой и пушистой, но она переживала за меня достаточно, чтобы купить мне приличный фотоаппарат. Может быть, она надеялась, что я стану больше времени проводить на улице, но это не имело значения. Мои друзья просили игровые приставки и айфоны, после чего все эти вещи волшебным образом появлялись. Я нечасто получал то, о чем просил, поэтому фотоаппарат в моих руках стал не просто подарком. Фотоаппарат означал, что меня услышали.
Звук открывающейся двери отвлек меня от созерцания заходящего солнца. Я увидел, как из дома, мирно беседуя, выходят отец с дочерью и идут на задний двор. Мужчина нес что-то маленькое, завернутое в одеяло. Девочка шмыгала носом, по щекам у нее текли слезы. Я замер и затаил дыхание, боясь, что они меня увидят, и тем самым нарушится важность этого момента. Тут я заметил небольшую яму рядом со стволом дерева, возле которой громоздилась кучка красноватой земли.
– Осторожно, – предупредила девочка.
У нее были светло-русые волосы, глаза покраснели от плача, и благодаря этому контрасту зеленые радужки искрились, как изумруды.
Мужчина опустил сверток в ямку, и девочка заплакала.
– Мне жаль, принцесса. Арахис был очень хорошим песиком.
Я плотно сжал губы, потому что смех сейчас был бы неуместен. И все же мне так и хотелось расхохотаться: кто, скажите на милость, додумался назвать покойную собаку Арахисом?
Снова хлопнула дверь: из дома выскочила какая-то женщина, ее темные вьющиеся волосы распушились от влажности. Она вытирала руки кухонным полотенцем.
– Я здесь, – выдохнула она, потом застыла, уставившись на яму. – Ой. Вы уже… – она побелела и повернулась к девочке. – Мне так жаль, дорогая, – мать девочки посмотрела на тело Арахиса, и тут, как назло, неплотно замотанное полотенце сдвинулось, и показалась собачья лапка. Похоже, при виде этого зрелища женщина расстроилась еще больше, – но я не могу… Я не могу остаться.
– Мэвис, – сказал мужчина, протягивая руку к жене.
У нее задрожала нижняя губа.
– Мне так жаль.
Она вернулась в дом.
Девочка посмотрела на отца.
– Ничего страшного, папа.
Он обнял дочь и привлек к себе.
– Похороны всегда давались твоей мамочке тяжело. Они ее просто убивают.
– Арахис был ее ребенком еще до меня, – проговорила девочка. – Все в порядке.
– Что ж… нам следует произнести речь. Спасибо тебе, Арахис, что так любил нашу принцессу. Спасибо, что всегда сидел под столом и съедал овощи, которые она сама не желала есть…
Девочка посмотрела на отца снизу вверх, тот поглядел на нее, а затем продолжил: