Весь Гамильтон Эдмонд в одном томе
Шрифт:
У По был вспыльчивый характер, и сейчас он чувствовал глухое раздражение. Он позволил сделать из себя дурака, даже согласившись слушать эту жалкую обманщицу с ее заумными рассуждениями. Как она, наверное, веселится и торжествует! И все же…
Он побрел обратно к своей конторе. Редкие хлопья снега скользили, падая вниз в желтом свете фонарей, уличная пыль постепенно превращалась в жидкую грязь. Резкий порыв ветра донес до него брань с другого конца улицы.
«Этот уродливый и ужасный мир»… Что ж, он и сам так думал, а сегодня мир показался ему еще отвратительнее. Наверное, потому
Он вернулся в свой кабинет и сел за стол. Раздражение его постепенно улеглось, и он задумался, нельзя ли в этой искусной бессмыслице найти материал для нового рассказа? Но нет, слишком много писал он на эту тему, и станут говорить, что он повторяется. Хотя идея человека, затерянного во времени, очень заманчива…
«Прибыл я сюда из Тьюле, там ревут шальные бури, там стоит над всеми он, вне Пространств и вне Времен…»
Кто это написал? Я? Или… Яанн?
На какое-то мгновение лицо По стало старым, болезненным, измученным. А если все это правда, если завтрашний день увидит новый прекрасный мир, Тьюле, Аарн, Тсалал? Если те призрачные образы, которые он никак не мог уловить до конца своим воображением: Улялюм, Леонора, Морелла, Лигейя — хранились в его памяти…
Ему так хотелось верить, но он не мог, не должен был себе этого позволить. Ведь он привык мыслить логично, а если поверить, то любые построения рассыпятся как карточный домик и ему останется только умереть.
Нет, он не умрет.
Нет.
Когда он открыл ящик стола и потянулся за бутылкой, рука его почти не дрожала.
Как там, в небесах?
Я не хотел надевать форму астронавта, когда выписался из госпиталя. Но другой одежды с собой не было, и я слишком торопился унести оттуда ноги.
Погрузившись в лайнер на Лос-Анджелес, я пожалел об этом. Пассажиры глазели на меня, словно на диковинку, и оживленно перешептывались. Стюардесса одарила особо пленительной улыбкой и, должно быть, насплетничала пилоту, потому что тот вышел в салон, с чувством пожал мне руку и произнес: «Я полагаю, мистер, этот перелет для вас не больше, чем детская забава».
Чуть позже рядом остановился невысокий мужчина, озираясь в поисках места. Найдя его прямо перед своим носом, он уселся со вздохом облегчения. Это был суетливый очкарик лет под шестьдесят. Ему потребовалось несколько минут, чтобы справиться с ремнем безопасности. Только затем он заметил мою форму и медные буквы на груди, означавшие «Вторая экспедиция».
— Погодите… — пробормотал он, моргая подслеповатыми глазками. — Да вы же один из тех парней, что недавно вернулись. Выходит, были на Марсе!
— Был, — мрачно подтвердил я.
Очкарик поглядел на меня с восхищением.
— Скажите, ну и как там, в небесах?
Самолет уже поднялся в воздух, и я видел в иллюминатор, как аризонская пустыня быстро уходит вниз.
— По-разному. Там все иначе.
Ответ, казалось, полностью его удовлетворил.
— Ясное дело, иначе, — кивнул он. — Вы, наверное, теперь возвращаетесь домой, мистер…
— Хаддон. Сержант Фрэнк
— Так вы домой, сержант?
— Нет, я живу в Огайо, а этот самолет летит в Лос-Анджелес, — объяснил я. — Надо встретиться кое с кем, прежде чем вернусь в свой городок.
— Замечательно! Надеюсь, вы славно проведете время, сержант! — просиял очкарик и подмигнул, словно желая мне обойти все калифорнийские бордели и выпустить пар после долгого марсианского воздержания. — Вы отлично потрудились и заслужили нашу любовь и уважение. Я читал, что когда ООН пошлет на Марс еще пару экспедиций, мы построим там города, наладим регулярные пассажирские рейсы и тому подобное.
Я усмехнулся.
— Вам вешают лапшу на уши, мистер. Мы можем с таким же успехом превратить в цветущий сад пустыню Мохаве, это куда ближе, да и обойдется дешевле. Есть только одна причина, по которой нам все-таки стоит осваивать Марс — это уран.
Похоже, очкарик не совсем поверил мне, но спорить не стал:
— О да, конечно, — сказал он с напускным энтузиазмом. — Я слышал, что уран очень нужен для наших атомных станций, но… но это не все, верно?
— Это все, — сухо отрезал я. — Во всяком случае, на долгое, долгое время.
— Но, сержант, в газетах писали…
Я закрыл глаза и слегка вздремнул, пока мой неугомонный сосед пересказывал газетные бредни. А когда проснулся, лайнер уже заходил на посадку.
Мы спустились по трапу, и очкарик прочувственно потряс мне руку на прощанье.
— Рад был познакомиться с вами, сержант! Вам здорово досталось там, на Марсе. Я слышал, что многие парни из Второй экспедиции не вернулись на Землю.
— Да, — сказал я. — Я тоже слышал об этом.
На меня вновь нахлынул холод ледяных марсианских пустынь. Я поспешил в ближайший бар, опрокинул двойной бурбон и только после этого почувствовал себя лучше.
Выйдя на улицу, я поймал такси и назвал водителю Сан-Габриэль. За рулем сидел толстяк с широким красным лицом.
— Будь спок, — сказал он. — Ты небось один из тех парней, что летали на Марс?
— Точно. — Я уселся рядом с ним.
— Здорово! — воскликнул он, с радостным изумлением глядя на меня. — Ну и как там, в небесах?
— Не поверите, но в полете мы просто дохли от скуки, — усмехнулся я.
— Понятное дело. — Он вырулил на переполненную машинами улицу. — Когда мне было двадцать лет, я воевал в Европе с немцами, во вторую мировую войну. Нас встречали в сорок пятом как героев, но, честно говоря, девять десятых времени мы валяли дурака, ни черта не делали. Похоже, в армии мало что изменилось с тех времен.
— Вообще-то экспедиция на Марс не была армейской, — объяснил я. — Организовала ее ООН, но нами командовали офицеры, и дисциплина строилась по военному образцу.
— Конечно, там ни черта не изменилось, — упрямо повторил водитель. — Не надо объяснять мне, приятель, что это такое. Вспоминаю, как мы с ребятами в сорок втором…
Я откинулся на спинку сиденья и из-под прикрытых век лениво смотрел, как мимо мелькают дома, утопающие в зелени. Солнце било в переднее стекло и казалось раскаленным, а дышать в салоне было почти нечем. Не так, конечно, как в Аризоне, но все-таки.