Весь Гамильтон Эдмонд в одном томе
Шрифт:
Борродайл покачал головой.
— Молчание — самый лучший реквием. Жалоб не будет. Я рад, что все так случилось, капитан.
— Рады?
— Да, я рад, что, в конце концов, хоть один человек во Вселенной действительно оплакивает гибель Земли.
Изгнанник
Как я теперь жалею, что в тот вечер мы заговорили о фантастике! Тогда меня не терзала бы сейчас эта странная, невозможная история, которую нельзя ни доказать, ни опровергнуть.
Но мы четверо —
Вообще-то я не собирался начинать этот разговор, но успел выпить лишнюю порцию виски, а третья порция всегда настраивает меня на размышления. В тот раз меня поразило, насколько мы, писатели-фантасты, похожи на самых обычных граждан.
— Защитная окраска, вот что это такое! — объявил я. — Мы просто из кожи лезем, лишь бы не выделяться на фоне добропорядочных обывателей.
Брэзелл взглянул на меня, немного раздраженный таким заявлением:
— О чем ты говоришь?
— О нас. Как замечательно мы имитируем здравомыслящих и довольных людей. Но мы, все четверо, не удовлетворены повседневностью — и вы это прекрасно знаете. Нас просто тошнит от Земли и всех ее порядков, вот почему мы всю жизнь выдумываем один воображаемый мир за другим.
— Полагаю, такой пустячок, что нам за это платят, имеет к нашим фантазиям некоторое отношение? — скептически спросил Брэзелл.
— Разумеется, имеет, — признал я. — Но ведь мы выдумывали всякие невероятные миры и их обитателей задолго до того, как написали хотя бы строчку на продажу, разве не так? Еще с самого раннего детства, верно? И источник наших фантазий в том, что мы не чувствуем себя здесь дома.
— Мы гораздо меньше чувствуем себя дома на большинстве из выдуманных миров, — фыркнул Мэдисон.
После его слов в разговор вступил Кэррик, четвертый из нашей компании, до сих пор с привычной молчаливостью сидевший со стаканом в руке и почти не обращавший на нас внимания.
Он вообще во многом странноватый. Мы не очень хорошо его знаем, но любим его и восхищаемся его рассказами. Он написал несколько замечательных повествований о воображаемой планете, тщательно проработав в них все детали и подробности.
— Как раз такое со мной и случилось, — сказал он Мэдисону.
— Что именно? — уточнил Мэдисон.
— То, на что ты намекал — я однажды описал вымышленный мир, а потом мне пришлось в нем жить.
Мэдисон рассмеялся.
— Надеюсь, местечко оказалось приятнее той дыры, где происходит действие моих баек.
Кэррик даже не улыбнулся.
— Я придумал бы эту планету совсем другой — если бы знал заранее, что мне предстоит на ней жить, — пробормотал он.
Брэзелл многозначительно
— Может, расскажешь нам о той планете, Кэррик?
Рассказывая, Кэррик медленно вертел в пальцах пустой стакан. Он ни разу не поднял на нас глаз и делал паузы после каждых нескольких слов.
— Все произошло после того, как я переехал и стал жить неподалеку от большой электростанции. На первый взгляд казалось, что я поселился в шумном месте, но на самом деле здесь, на окраине города, было очень тихо. А мне была нужна тишина, чтобы писать рассказы.
Я сразу начал работать над новой серией рассказов, действие в которых происходит на неком вымышленном мире. Начал я с детальной разработки внешнего облика той планеты, а заодно и вселенной, в которой она находилась. Я сосредоточенно и упорно работал над этим целый день. А когда закончил, то услышал, как у меня в голове что-то щелкнуло.
Это странное и краткое мысленное ощущение каким-то причудливым образом ассоциировалось у меня с внезапной кристаллизацией. Я стоял и гадал, не сошел ли я с ума, потому что внезапно четко осознал значение этого щелчка — вселенная и планета, над которыми я размышлял целый день, где-то неожиданно выкристаллизовались в физическое существование.
Естественно, я отмахнулся от этой странной мысли и вскоре позабыл о ней. Но на следующий день все повторилось. Почти весь тот день я работал над жителями воображаемой планеты. Я сделал их людьми, но решил не делать их слишком цивилизованными, потому что тогда пропали бы конфликты и насилие, а вместе с ними и интрига в задуманных рассказах.
Поэтому я создал такой воображаемый мир, где люди лишь наполовину цивилизованы, придумал все их жестокости и предрассудки, мысленно создал их пышные варварские города. И едва я закончил… в голове у меня снова щелкнуло.
Во второй раз я испугался всерьез, потому что сильнее прежнего испытал то странную убежденность, что мои фантазии воплотились в ощутимую реальность. Я знал, что думать так — безумие, и все же эта мысль отложилась в моем сознании с поразительной определенностью. Я не смог от нее избавиться.
Тогда я попытался воздействовать на нее логическими доводами. Если мое воображение действительно сотворило целую вселенную и планету в ней, то где они находятся? Конечно же, не в моем космосе. Он не может включать в себя две совершенно различные вселенные одновременно.
Но, может быть, эта планета и вселенная выкристаллизовались в реальность в другом, пустом космосе? В космосе, находящемся в другом измерении? В таком, где до сих пор имелись лишь свободные атомы, бесформенная материя, не принимавшая формы до того момента, когда моя сосредоточенная мысль каким-то способом не придала ей облик родившихся в моей голове образов?