Весь Карл Май в одном томе
Шрифт:
И у нас были более чем серьезные причины так полагать.
Когда мы покинули стойбище команчей, у нас было всего лишь шесть часов свободы. Весь вечер и всю ночь мы мчались вперед и на следующий день уже увидели вдали вершины Сьерра-Гуадалупе. Все наши лошади, включая и старушку Тони, неслись во весь опор, словно им была неведома усталость, и покрывали милю за милей, невзирая на трудную дорогу. Нам удалось перебраться через Сьерра-Гуадалупе, так и не заметив за собой погони, а когда через несколько дней мы переправились на другой берег Рио-Гранде,
К западу от Рио-Гранде тянутся отроги Скалистых гор, где и произошло событие, подсказавшее нам, где искать Морганов.
Как-то в полдень мы отдыхали на перевале. Виннету стоял на часах. Для наблюдения он выбрал скалу, с которой все окрестности, как сзади, так и впереди нас, были видны словно на ладони.
Вдруг мы услышали его гортанный возглас, и через мгновение вождь апачей стоял перед нами.
— Краснокожие воины идут сюда, — сказал он.
— Сколько их? — спросил я.
Виннету молча поднял растопыренную правую ладонь и три пальца левой руки.
— Восемь? Нам они не страшны. К какому племени они принадлежат?
— Виннету не знает, потому что на их лицах нет боевой раскраски.
— Как далеко они отсюда?
— На расстоянии четвертой части того времени, которое бледнолицые называют часом. Пусть мои братья разделятся. Виннету и Сан-Иэр пойдут вперед, а Бернард и чернокожий муж встанут сзади, между скал. Мой брат Чарли останется здесь, чтобы говорить с краснокожими воинами.
Виннету отвел наших лошадей за скалы, где их не было видно с тропы, и мои товарищи заняли свои места. Все было готово к встрече.
Прошло четверть часа, и я услышал мерное поцокивание копыт по камням. Индейцы выехали из-за поворота тропы, заметили меня и остановились, я же сидел, наблюдая за ними из-под полуопущенных век и притворяясь, что меня одолела дремота. На каменистой почве не видно следов, поэтому они, предполагая, что я здесь один, обменялись несколькими фразами и подъехали ко мне.
Притворяться дальше не имело смысла, и я медленно встал, сжимая в руках ружье.
— Что бледнолицый делает в этих горах? — спросил один из них.
— Белый муж отдыхает после долгой дороги, — спокойно ответил я.
— Откуда он прибыл?
— С берегов Рио-Гранде.
— А куда держит путь?
— Уфф! — неожиданно воскликнул второй краснокожий. — Воины команчей видели его у вод Пекос вместе с Ма-Рамом! Белый муж стрелял в бледнолицых, за которыми мы гнались!
Итак, кое-что прояснялось: этот краснокожий был одним из тех пятерых, которые преследовали Морганов и которые после моих выстрелов бросились на меня, вместо того чтобы схватить беглецов.
— Куда затем отправился бледнолицый с Ма-Рамом? — продолжал спрашивать предводитель.
— В стойбище команчей.
— Когда и где белый муж встретился с сыном вождя?
— Я взял его в плен в той долине, где сыновья команчей схватили Виннету, Сан-Иэра и еще одного бледнолицего.
— Уфф! Он взял в плен Ма-Рама?! — вскричали краснокожие,
— Что сделал белый муж с воинами, которые были с сыном вождя? Он убил их?
— Я не причинил им зла. Одного из них я связал, а остальных Великий Дух лишил слуха и зрения, чтобы они не слышали и не видели, как я увожу с собой сына вождя.
— Но Ма-Рам не был связан, когда мы встретили бледнолицего на Пекос! — вдруг вспомнил тот, кто участвовал в погоне за Морганами.
— Он обещал мне следовать за мной, и я снял с него ремни.
— Уфф! Зачем белому мужу понадобилось ехать в стойбище команчей?
— Сыновья команчей схватили моих друзей, поэтому я приехал к ним в стойбище, связал четверых вождей и обменял их на пленников. Нам разрешили уйти из стойбища и дали свободу на четверть солнца.
— Виннету и Сан-Иэр ушли от погони?
— Да.
Лица команчей исказились от гнева. Однако, что бы они ни задумали, бояться мне было нечего. Меня даже забавляло то, что они вспыхнули как порох при упоминании о неудаче соплеменников.
— Бледнолицый пес должен умереть!
С этими словами предводитель схватился за ружье, единственное у них, так как у остальных краснокожих были только луки и стрелы.
— Остановитесь! Краснокожие мужи погибнут раньше, чем ты успеешь поднять ружье. Мне не страшны восемь индейцев. К тому же я знаю, что воины команчей не причинят мне зла, если я скажу им, где еще сегодня они смогут увидеть Виннету, Сан-Иэра и еще одного бледнолицего, сбежавшего из стойбища.
— Уфф! Где?
— Вон там стоят Виннету и Сан-Иэр, — ответил я, указывая на вышедших из-за скалы с оружием в руках вождя апачей и старого вестмена. — Третий пленник стоит у вас за спиной.
Мои товарищи вскинули ружья, а я отпрыгнул за огромную каменную глыбу и направил штуцер в грудь предводителя команчей.
— Пусть краснокожие воины сойдут с лошадей, — приказал я. — Теперь они наши пленники.
Конечно, численный перевес был за ними, но мы застали их врасплох, к тому же их луки и стрелы ничего не стоили против наших ружей. Поэтому неудивительно, что предводитель медленно опустил свое ружье и спросил:
— Разве мой белый брат не видит, что воины команчей не ступили на тропу войны?
— И невзирая на это, хотели убить меня! Но белый воин не жаждет крови краснокожих братьев, пусть они сойдут с лошадей и выкурят с нами трубку мира.
Индейцы не сразу послушались меня — в прерии зачастую обман считается не предательством, а доблестью, — поэтому команчи опасались подвоха.
— Как зовут моего белого брата?
— Олд Шеттерхэнд.
— Уфф! Мы верим тебе.
Индейцы спешились и сели рядом со мной, предводитель достал трубку. Мои товарищи также сели в круг. Соблюдая ритуал, трубку передавали из рук в руки. Бернард Маршалл, не разбиравшийся в тонкостях индейской дипломатии, допустил ошибку и протянул трубку Виннету, но тот отверг ее.