Весь Карл Май в одном томе
Шрифт:
— Нет.
— Тангуа подтвердил, что я сражался с Ножом-Молнией, чтобы освободить апачей; до сих пор Тангуа отрицал это. Видишь, я имею право называть его лжецом!
— Лжецом? — крикнул Тангуа. — Ты поплатишься жизнью. Поскорее дайте ему ружье! Пусть поединок начнется немедленно, я заткну глотку этой собаке!
Свое ружье Тангуа держал в руке. Виннету послал воина в пуэбло за моим карабином и патронами, которые я всегда носил с собой, пока был на свободе. Все сохранялось в полном порядке. Виннету хоть и считал меня врагом, заботился
— Пусть мой брат скажет, сколько раз и с какого расстояния вы будете стрелять, — обратился ко мне Виннету.
— Мне совершенно все равно, — ответил я. — Кто выбирает оружие, тот пусть и ставит условия.
— Да, я решу, — сказал Тангуа. — Стреляться с двухсот шагов до тех пор, пока один из нас не упадет и не сможет подняться.
— Хорошо, — согласился Виннету. — Я буду следить за соблюдением правил. Стреляете по очереди. Я встану рядом и пристрелю того, кто осмелится нарушить условия. Кто стреляет первым?
— Я, конечно, — выкрикнул Тангуа.
Виннету холодно произнес:
— Тангуа пытается получить все преимущества. Первым будет стрелять Шеттерхэнд.
— Нет! — ответил я. — Пусть будет, как ему хочется. Он выстрелит один раз, потом я, и все будет кончено.
— Нет! — возразил Тангуа. — Мы будем стрелять до тех пор, пока один из нас не упадет!
— Конечно, именно это я и хотел сказать, потому что мой первый выстрел свалит тебя.
— Хвастун!
— Посмотрим! И знай: хотя я должен убить тебя за твою подлость, я не сделаю этого. Я накажу тебя тем, что прострелю твое правое колено.
— Вы слышали? — расхохотался Тангуа. — Этот бледнолицый, которого его друзья называют гринхорном, предупреждает, что с двухсот шагов размозжит мне колено! Смейтесь, воины, смейтесь!
Он посмотрел вокруг, но никто не рассмеялся, и Тангуа сказал:
— Вы боитесь его, а я с ним разделаюсь! Пойдемте, отмерим двести шагов!
Принесли мой флинт. Я осмотрел его и убедился, что все в полном порядке, а стволы заряжены. На всякий случай я выстрелил из обоих стволов и зарядил ружье повторно. Тут подошел ко мне Сэм и сказал:
— Мне бы хотелось задать вам сто вопросов, но у меня нет ни времени, ни возможности. Поэтому спрошу только об одном: вы действительно собираетесь прострелить ему колено?
— Да.
— Только колено?
— Такого наказания вполне хватит.
— Нет! Такую мразь надо уничтожить без пощады, чтоб мне лопнуть! Вы только вспомните, сколько несчастий произошло с тех пор, как он решил украсть лошадей апачей!
— Его подговорили какие-то белые.
— А он поддался на уговоры! Я просто всадил бы ему пулю в лоб. Уж он-то будет целиться вам в голову!
— Или в грудь. Я в этом уверен.
— Он не попадет. Хлопушка этого негодяя ни на что не годится.
Тем временем индейцы отмерили двести шагов, и мы заняли свои места. Я стоял молча, зато Тангуа безостановочно извергал потоки брани, которую и повторить невозможно. Виннету не выдержал:
—
Легко представить, сколь напряженно ожидали дальнейших событий все присутствующие. Они встали в два ряда, образуя широкий коридор, в конце которого стояли мы. Воцарилась тишина.
— Вождь кайова начинает, — сказал Виннету. — Один… Два… Три!
Я стоял неподвижно, лицом к своему противнику. Тот прицелился и выстрелил. Пуля пролетела рядом со мной. Никто не издал ни звука.
— Теперь очередь Шеттерхэнда, — произнес Виннету. — Один… Два…
— Минуточку, — остановил я его. — Вождь кайова повернулся ко мне боком, хотя я стоял прямо.
— Как хочу, так и стою! — ответил Тангуа. — Никто не может мне запретить. В условиях этого не было!
— Конечно, и Тангуа может встать как захочет. Он повернулся боком и думает, что я не попаду в него. Он ошибается, я обязательно попаду и могу выстрелить, ничего не сказав, но хочу поступить честно. Я обещал прострелить ему правое колено, но если он встал боком, пуля раздробит оба колена. Пусть теперь поступает как хочет: я его предупредил. Хуг!
— Стреляй пулями, не словами! — орал Тангуа, и не подумав встать прямо.
— Шеттерхэнд стреляет, — повторил Виннету. — Один… Два… Три!
Раздался выстрел, Тангуа издал громкий крик, уронил ружье, раскинул руки и рухнул на землю.
— Уфф, уфф, уфф! — раздались крики со всех сторон, и индейцы, столпившись, стали рассматривать, куда попала моя пуля.
Я тоже подошел, и краснокожие с уважением пропустили меня к Тангуа.
— В оба колена, в оба колена, — слышалось справа и слева.
Наклонившись, Виннету осматривал рану стонущего Тангуа и, увидев меня, сказал:
— Пуля прошла именно так, как предсказал мой брат: колени раздроблены. Тангуа никогда не поедет верхом, чтобы пересчитать чужие стада.
При виде меня раненый разразился ужасной бранью. Я прикрикнул на него, и он умолк.
— Я предостерегал тебя, но ты не послушался.
Тангуа старался не стонать, потому что индеец должен стойко переносить боль. Он прикусил губу и угрюмо смотрел вдаль. Потом, собравшись с силой, сказал:
— Я ранен и не смогу вернуться домой, придется пока остаться у наших братьев апачей.
Виннету отрицательно покачал головой и решительно возразил:
— Ты покинешь наше пуэбло, мы не станем держать у себя конокрадов и убийц. Хватит того, что мы взяли с вас выкуп вместо крови.
— Но я не смогу сесть на лошадь!
— Рана Сэки-Латы была тяжелее, и он тоже не мог ехать верхом, однако прибыл сюда. Думай о нем почаще! Тебе это будет полезно. Кайова собирались сегодня уехать от нас, и пусть будет так. Если завтра мы встретим на наших пастбищах кого-нибудь из вас, то поступим с ним так, как вы собирались поступить с Сэки-Латой. Я сказал! Хуг!