Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Над водой он клубился, двигался, жил, как бы рождался из воды, выплескивался и, успокаиваясь, как вода, выбивающаясь из подземной скважины, растекался во все стороны. Слева река вливалась в черное незамерзшее озеро, также покрытое подушкой желтого тумана.
Значит, понял Шубин, процесс рождения газа продолжается. И он постепенно поднимается. В желтом тумане там, за рекой, играли отблески пожара. Горело большое трехэтажное здание — в его широких окнах светилось адское пламя, языки прорывались уже
— Что там? — спросил Шубин.
— Текстильная фабрика, — сказал Коля.
Удивительна была безжизненность пожара. Ведь пожар всегда привлекает к себе — не только пожарные машины, но и зеваки окружают место пожара, он вызывает мельтешню людей. А этот пожал пылал в полном безмолвии и равнодушии города.
Шубин старался понять, рассеивается ли желтый туман рядом с огнем, но на таком расстоянии нельзя было вычленить его бесплотную суть из сполохов огня.
Еще один пожар разгорался дальше — там горел жилой дом, стандартная пятиэтажка, частично перекрытая другими домами, и поэтому земля вокруг нее не была видна. Но даже если бы и была — лучше не смотреть, потому что люди, выбегая из дома наверняка погибали тут же от газа — дом стоял неподалеку от реки.
А за рекой и такими же немыми и темными кварталами, как по эту ее сторону, город взбирался на пологий склон. Там тоже стояли дома — одноэтажные улицы сбегали к озеру, погружаясь в туман. Дальше начинались заводские здания. Над лесом труб не было дыма, в окнах — темнота. А есть ли там люди и что они делают — отсюда не разберешь.
— Юра, ты здесь?
Эля вылезал на крышу и побежала к нему. Она была в одном платье.
— Ты зачем сюда пришла? Здесь ничего мне не грозит, — сказал Шубин. — А ну, давай обратно, простудишься.
— Ну и пускай, — сказала Эля. Она отмахнулась от Шубина, она смотрела к реке, в сторону горящего дома.
— Ты что?
— Ой, — сказала Эля.
— Это твой дом? — впервые за эту ночь Шубин ощутил холодный ужас.
— Нет, это двадцатый, — сказала Эля. — Мой дальше, правее.
— Не бойся, огонь не перекинется, — быстро сказал Шубин. — Ты же видишь, между ними сквер.
— Но там Верка живет… ты не знаешь. Подруга моя…
— Уходи, — сказал вдруг милиционер. — Уходи, а то силой уведу!
— Нет, не надо, я боюсь, там темно. Пожалуйста, не надо.
Шубин снял аляску, накинул на плечи Эле.
— Коля, — спросил он осторожно, — а ты где живешь?
— Я в общежитии, — сказал милиционер. — Я же после армии. Отсюда не видно… За теми домами. Мне не за кого беспокоиться. Как и вам.
— А почему он загорелся? — спросила Эля.
— Кто-то мог оставить утюг или плитку…
— Оставить и умереть, да?
— Тише!
Над головами родился отдаленный гул. Он приблизился.
— Нет, — сказал милиционер. — Это рейсовый. Высоко летит.
— Если никто не заметил, что нет энергии, — сказал Спиридонов, который тоже вышел на крышу, — то пожар заметят. Уже заметили.
— Хорошо бы заметили, но плохо, если поедут тушить, — сказал Шубин.
— Далеко не доедут, — согласился Спиридонов.
Спиридонов был в расстегнутом пиджаке, обширный живот наружу. Галстук съехал набок.
— Сейчас бы выпить, — сказал он. — Твой стакан где остался?
— На втором этаже.
— И бутылка там?
— Там, наверное.
— Ладно, потом схожу.
Между тем Спиридонов оглядывал город. У него плохо поворачивалась голова, и потому он разворачивался всем телом.
— До воинской части далеко? — спросил Спиридонов у милиционера.
— Километров двадцать, — Коля показал в сторону завода.
— Дым должны заметить. Не могут не заметить. А аэродром где?
— Там же, только поближе, — сказал милиционер. — Сейчас самолет пролетал.
— Чего же вы молчали? И куда полетел?
— Наверное, рейсовый, — сказал Шубин. — Он высоко пролетел.
— Не люблю, — сказал Спиридонов, — сидеть и ждать, пока тебя сожрут с дерьмом. Этого не люблю. Как ты думаешь, есть какое-нибудь противоядие?
— Не знаю.
— Я тут допрашивал — есть ли химики? Один нашелся, но никакой версии не дал. Потом смылся куда-то.
— Надо сделать ходули, — сказал милиционер. — Только подлиннее, чтобы голова выше была.
— Хорошая мысль, — сказал Спиридонов. — А потом что?
— Потом уйти.
— Много ты на ходулях в своей жизни ходил?
— Не ходил еще.
— И на скрипке не играл?
— Нет, не играл, а что?
— А то, что всему научиться надо. Выйдешь ты на ходулях на площадь, гробанешься на третьем шаге — и прощай, деревня.
Спиридонов прошел на ту сторону крыши, Шубин присоединился к нему. Оттуда были видны подъездные пути с темными вагонами, трупы на рельсах, далее — погруженные по пояс в желтый туман дома, склады… С той стороны город кончался раньше — можно было разглядеть в темноте щетку леса.
— Я что думаю, — сказал Спиридонов, — у них в гостинице должен быть штаб гражданской обороны. Милиция, случайно не знаешь, где он?
— Нет, не знаю.
Милиционер тоже подошел к ним… на той стороне крыши осталось только Эля. Она все смотрела на свой дом и соседний, горящий.
— Жаль, — сказал Спиридонов. — Но вернее всего на первом этаже. И какого черта все склады устраивают на первом этаже?
— Потому что города редко затопляет, — сказал Шубин.
— Обыскать бы первый этаж, там наверняка противогазы гниют.