Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Вернулся Андрюша, распаренный и усталый настолько, что провалились глаза. Бросил куртку на стул, напился воды.
— Ну как там? — спросила Элла. — Как Василий?
— Обойдется, — сказал Андрюша. — Травма у него в основном психическая. Он Эдуарда даже не узнал сначала. И говорить не может. Рычит и прячется под подушку.
— Андрюша, свет мой, — сказал дед жалобно, — устал ты небось ужасно?
— Есть немного, — ответил Андрюша, усаживаясь на скамью и вытягивая ноги.
— А вот надо снова на мельницу
— Нет, — сказал Андрюша, — не надо.
— Надо, Андрюша, — поддержал деда Вениамин.
— Может, не стоит? — вмешалась Элла. — Подождем милицию. Там преступники и медведи.
— Милицию не дождешься, — сказал дед, — потому что ее еще и не вызывали. Да и медведя сменить надо, неблагородно животное держать так долго на посту.
— Может, вы Эдуарда позовете?
— Какой из него помощник, — сказал дед, — он чужой.
— А Андрюша?
— Андрей — человек военный, — сказал дед, — строевой.
Андрей не был военным человеком, но доверие деда, выраженное в столь странной форме, почему-то польстило. Он молча поднялся.
Глава 24
Еще за километр до мельницы они увидели столб черного дыма.
— Ах ты, — крикнул дед, — там же медведь! Как бы чего не вышло!
Они в молчании добежали до края поляны.
Мельница горела, как аккуратно сложенная поленница дров, ровным свечным пламенем. Видно, за столетия древесина просохла и прокалилась — таких дров нарочно не сыщешь.
Они подбежали ближе — пламя отражалось в озере и на крыше кабины утонувшего грузовика. Неподалеку в траве, оскалившись, но не зло, а удивленно, лежал убитый Миша.
Дед не смотрел на мельницу, присел на корточки рядом со зверем.
— Как часовой, — сказал он, — до последней капли крови.
— Опоздали, — вздохнул Андрюша.
— Я виноват, — сказал дед. — Мне думать надо. Эта липовая икра больших денег стоит.
— Но Василий сидит в погребе, я сам видел, мы с Эдуардом Олеговичем недавно там были…
— Разве это так важно?
— Важно, — сказал Андрюша. — Настоящие привидения не стреляют. Никогда не поверю.
— Поверишь в привидение, в остальное уж легче, — сказал дед. — Закопать его надо. А то кто-нибудь захочет шкуру снять…
Пламя от мельницы смешивалось с солнечным светом, накладывалось на него, и было неправильно, что пожар происходит в середине дня, а над Мишкой вьются мухи.
— Надо бы кому-нибудь здесь остаться, — сказал Андрюша.
— И пулю в лоб? Да, пулю в лоб? — спросил дед, поглядел на медведя и добавил: — Может, и лучше бы мне, дураку, эту пулю.
Вдали, на краю леса, зло ревела медведица. Но не подходила.
Глава 25
Вениамину вроде бы полегчало. Ангелина прибежала с фермы, пыталась уговорить его поесть, но Веню тошнило,
— Гриша, может, хватит отвлекать Вениамина? Ему нужен покой.
— Он мне не мешает, — возразил Вениамин.
— Никогда, — сказал ворон.
Андрюша, еще в запале и на нервном взводе, вдруг вскочил, бросился к погребу, присел на корточки перед маленьким окошком.
— Василий, ты знаешь, что мельницу сожгли?
— У-у-у, — сказал Василий в ответ. Он был в нервном шоке.
— Кто это сделал? — спросил Андрюша. — Лучше ответь сразу. Шуточки кончились. В деревне находится маньяк с ружьем.
Василий внимательно слушал, не перебивал, а потом вдруг ответил грубым словом и завыл снова. Больше Андрюше ничего добиться не удалось, но, когда он уходил домой, показалось, что вслед из погреба донесся смешок. Может быть, показалось.
А еще через час вернулся Эдуард Олегович, который на велосипеде укатил было в Красное, чтобы вызвать вертолет и милицию. Его встретили у околицы мальчишки и принесли за ним велосипед. Ему не повезло. Километрах в десяти от деревни, у моста со львами, он на повороте не удержался и упал в кювет. Переднее колесо отлетело — спицы наружу. Вот и тащил три часа обратно велосипед на себе.
— Понимаете, — сказал он, — велосипед не мой. Я не мог оставить его на дороге, где каждый может его похитить.
Эдуард Олегович был пропылен, волосы слиплись, косо приклеились к черепу. Он сидел у постели Вениамина, страшно расстроенный неудачей. Элле было жалко его.
— Вы поступили как настоящий медик.
— Я давал клятву Гиппократа. Другого морального пути у меня нету.
Эдуард Олегович поднялся, поманил Андрюшу на крыльцо. Там, понизив голос, сказал:
— Лично я, — усики его чуть шевелились под носом, как живые, — лично я не верю в местный фольклор. Но иногда начинаю сомневаться. Вороны говорят, медведи стреляют…
— О медведе не беспокойтесь, — горько сказал Андрюша. — Медведь погиб. Его застрелили.
— Как это случилось?
— Он мельницу защищал, а мы с дедом опоздали.
— Прискорбно. Они заметали следы. Преступники. Но кто они — вот главный вопрос. Завтра здесь будет милиция, и тогда Василий во всем сознается. Вы ведь тоже думаете, что он был не один?
— Думаю, — сказал Андрюша.
Над деревней опускался мирный вечер, коровы расходились по дворам, пастух оттянул кнутом, и хлопок показался Андрюше новым выстрелом. Солнце садилось в сизое с оранжевой оторочкой облако.