Весь мир – театр. А люди?..
Шрифт:
Он потянул меня к кровати, лег со мной в обнимку и, гладя меня по голове как маленькую девочку, сказал:
— Селена, скажите мне честно, что для вас театр? Мне интересно, что вы чувствуете на сцене, когда взгляд сотен зрителей сосредоточен на вас?
— Не знаю. Наверное, свободу. Огромную, оглушающую свободу. И сердце так приятно тянет, и у меня такое ощущение, что я все-все смогу.
— А что, в обычной жизни вы не свободны?
— Не знаю. Свободна, наверное. А вы? Что чувствуете вы на сцене? Я давно хотела это у вас спросить.
— Я? А я чувствую безграничную власть. Такую власть над
Я сочувственно вздохнула. И снова все, что говорил Финк, находило отклик в моем сердце. Я понимала его. Если он чувствует то же, что и я, значит, мы с ним очень— очень похожи.
— Родстер, а вы могли бы просто жить, не играя? Ведь есть же другая жизнь— семья, любимая жена, чудесные дети, богатство, красивый дом, друзья?
Я не знала, что еще можно предложить.
— Не знаю, Селена. Я даже не стремлюсь к другому. Все, чего я хочу в данный момент — это играть, играть, играть. Играть много, играть разные характеры, играть разные судьбы. У меня такое чувство, что кто-то там наверху внимательно следит за всеми моими представлениями, и что он постоянно недоволен мною. И что главная роль у меня еще впереди.
— О-о-о, — почти с благоговением произнесла я. — А какая у вас должна быть главная роль?
Он улыбнулся печально и грустно:
— Не знаю. Надеюсь только, что эта триумфальная роль не приведет меня к смерти.
Над нами повисла тишина. Мы лежали с ним в кровати обнявшись, ощущая тепло друг друга, и такое было впервые в моей жизни. Мы с ним были как одно целое, без всяких половых признаков. Это было так уютно, это было так правильно, так понятно и спокойно.
Где-то в глубине души я призналась себе, что только сейчас начинается что-то важное в моей жизни. Встречая родственную душу — мы встречаем самого себя, ту забытую часть себя, древнюю и такую близкую нам. В объятиях Финка я почувствовала, как во мне просыпаются феноменальные силы, способности, стали роиться какие-то воспоминания. Неужели Родстер родственная мне душа? Я запомню эту ночь, эти теплые объятия и наши разговоры на всю жизнь, мы уже никогда не станем прежними, и никогда не сможем этого забыть. Это было прекрасно!
Моя голова лежала на его груди, а вся я в кольце его рук, я чувствовала себя защищенной, спокойной и счастливой.
— Давай поцелуемся, — предложил он.
— Зачем? Мне и так хорошо.
— Малышка, я мужчина, мне мало простых объятий.
— Нет, тогда уйдет вся эта прелесть, не надо, Род.
— Как ты меня назвала?
— Род. Тебе не нравится?
— Необычно. Наверно, нравится. Меня так никто не называл.
И умопомрачительные поцелуи, и сплетение рук и ног, и какая-то тихая радость. Я не стала сопротивляться, уж слишком все происходило так, как будто это НАДО было сделать. Наше слияние было предопределенным, правильным и неотвратимым. А в душе у меня рождалась какая-то необычная радость.
Мы уснули только под утро. А когда я встала, уже около двенадцати,
Глава 9
Сегодня вечером у нас спектакль. Интересно, как мы с Финком будем общаться после этой ночи? Я спустилась вниз к тетушке. Она, как всегда, сидела в гостиной и раскладывала свой нескончаемый пасьянс. Я плюхнулась в соседнее кресло и выжидательно уставилась на нее.
— Не смотри на меня так. Рассказывать практически нечего. Он пришел, мы выпили с ним по бокалу вина, а, когда дошло до дела, он извинился и ушел. Бесит. Сказал, что без любви не может. О, Ди, неужели я стала непривлекательна для мужчин?
Я виновато вздохнула и, опустив голову, повинилась:
— Простите меня, тетя Ви. Родстер вчера пришел к Селене. И у них, у нас, то есть, все было. Я даже не знаю, как это вышло. Как-то само собой. А как он узнал, где я сплю?
— Да-а-а? Вот мерзавец! Так он нацеливался на Селену? Унизил меня в лучших чувствах. А про комнату я проговорилась. Мы же сначала разговаривали о том, о сём. Я и сказала, что приютила тебя в дальнем крыле. Значит, он приходил не ко мне, а к тебе? Каков наглец! Ладно, не обеднею от одного отщепенца. А тебе давно пора приобщиться к высокому. И как все прошло?
— Я не хотела. Наваждение какое-то. Мы разговаривали, а потом… Не знаю…
— Как он тебе, спрашиваю? Хорош?
— Тетя, мне неудобно это обсуждать, но не так как с Хельмутом. Хорошо.
— Чем бы дитя ни тешилось, — добродушно хмыкнула тетка. — Ладно, попробую очаровать Вернера. Его-то ты, надеюсь, мне отдашь?
— Я прошу прощения, тетя. Я, право, не собиралась с Родстером…
— Да, молодость — это аргумент. А я уже старею.
— Нет, нет, тетушка. Вы очень хороши, прелестны, просто мы затронули театр, наши общие интересы и как-то так само собой вышло.
Тетя грустно улыбнулась.
— Не надо, Ди. Не вышло и не вышло. Не велика потеря. Когда — то это должно было случиться. Первый отказ — это как первый поцелуй, его надо запомнить.
Я обняла тетку и разрыдалась, на душе было нехорошо.
— Я больше никогда, извините, извините.
Тетка подняла свои скульптурные брови и выдохнула:
— Неужели ты думаешь, что я буду расстраиваться по подобным пустякам? Забудь, дорогая. Я свое всегда возьму. Не один, так второй. Еще неизвестно, кому повезло. А ты, надеюсь, теперь лучше начнешь меня понимать. Да и не к тебе он вовсе приходил. Селена — та еще штучка! Редкий мужчина устоял бы перед такой красотой. Им не души наши нужны, а упругая попка и грудь побольше. На тебя, он вряд ли бы запал. Не вздумай влюбиться!
Мне стало неприятно. А ведь, действительно! Это я видела Родстера в истинном виде, а он смотрел только на внешность красавицы Селены. И покажись я ему, как Диана, еще неизвестно, как бы все повернулось.
— Вы правы, тетушка. Выкидываю все глупости из головы. Мне надо решать важные проблемы, а я что-то раскисла. Я к Деми.
Я поехала к Деми в образе служанки Эльзы. Как я раньше до этого не додумалась? Джим запряг скромную пролетку, я взяла в руки корзинку, заехали на рынок, немного покружили, и вот я уже стучусь к Деми в дверь. Он принял меня сразу, поцокал языком, когда увидел рыжую горничную, но узнал.