Весь мир театр
Шрифт:
– Полагаю, у вас есть добрый повод к преследованию, – холодно сказал он, оглядывая остановившегося перед ним юношу внимательным, цепким взглядом серых, оттенка толедской стали, глаз.
Пред ним стоял молодой человек, одетый как сын или ученик какого-нибудь книжника или зажиточного ремесленника, однако было заметно, что одежда его все же не досталась ему из рук портного.
Опытным глазом лейтенант определил, что у преследователя нет заметного оружия – ни кинжала, ни ножа, а тем более – шпаги. Руки юноша держал на виду, однако рукава его
– Сэр… – стушевался преследователь, – я должен вас кое о чем расспросить.
Брови Фелтона слегка приподнялись – можно даже сказать, что его позабавила некая комичность ситуации. Его – расспросить? Лицо парня показалось ему знакомым… Фелтон чуть не сморщился с досады – неужели память стала подводить? Нет, вспомнил. Это лицо он видел в театре, вчера. Оно принадлежит одному из актеров, что играли спектакль о какой-то Джузи… Джуди… Джульетте! Да, точно. И лицо тогда было все замазано белилами и разрисовано тушью.
Губы лейтенанта поджались, взгляд стал жестким.
– С каких это пор я должен давать объяснения наглым фиглярам?
На самом деле он не гневался, хороший настрой еще не улетучился, просто не следовало давать повод черни вести себя дерзко.
– Простите, сэр… – юноша снял шляпу и не без изящества поклонился. – Вы забрали вчера из театра Рэя Роберта, он был в одежде священника.
– А тебе что за дело? – нахмурился Фелтон. Косвенно он чувствовал вину за смерть старика, хотя тот и был презренным актеришкой, но умер невинно.
– Роберт Рэй был моим дедом.
– Сочувствую, – буркнул Фелтон. – Чего ты от меня хочешь?
– Сэр! – голос юноши вдруг стал звонок и тверд. – Мой отец погиб во время боя с испанцами, он был моряком, мать умерла от моровой язвы(6). Дед Роберт заменил мне и отца и мать… Я имею право знать, за что вы его казнили!
Лейтенант уже был готов заткнуть дерзкого, зарвавшегося актеришку, но остановился. Парень, сам того не зная, попал в больное место – родители Фелтона тоже погибли, корабль, на котором они плыли, разбился во время шторма, но ходили слухи, что он был захвачен пиратами; мальчика воспитал дед, Ричард Фелтон.
– Я сочувствую тебе, юноша, – сдержав раздражение, повторил он. – Послушай, даю тебе слово офицера – ни я, ни кто другой из моих людей не виноваты в смерти твоего деда. Он выпил из той склянки, что была с ним на сцене, мы захватили ее с собой. Старик хотел доказать, что в ней нет яда и выпил, а ночью он умер. Так что убийца где-то среди вас.
Парень побледнел. Фелтон безошибочно прочел в его глазах, что тот поверил; когда было надо, лейтенант умел быть убедительным.
– Сэр… Вы не будете искать убийцу? – тихим голосом спросил юноша.
– Конечно, нет, – не сдержал улыбки лейтенант. – Если твой дед даже имел бы титул, то вряд ли я стал бы заниматься этим делом. Потерпевшие или их родственники сами должны притащить виновного в суд. Мы такими делами не занимается(7).
– Значит, убийца легко
– Мир жесток и несправедлив, даже странно, что я говорю это тебе, – пожал плечами Фелтон.
– А если… Если я найду того, кто добавил яд? – юноша открыто взглянул лейтенанту в глаза. – Сэр, если я найду доказательства?
– Тогда можешь на меня рассчитывать, – хмыкнул Фелтон. – Не считай меня зверем, юноша. Кстати, как твое имя?
– Генри, сэр.
– Генри, если ты что-то раскопаешь, то разыщи меня. Меня зовут Сэмюэль Фелтон, я лейтенант дворцовой стражи.
– Как мне вас найти, сэр?
– У главного входа в Тауэр скажешь любому стражнику, что ищешь меня по делу.
– Я сделаю все, чтобы найти убийцу, сэр! – глаза Генри выдавали его решимость. Лейтенант на мгновение даже залюбовался – ему был по нраву эта целеустремленность. Таких бы помощников с десяток, он бы горы свернул… Жаль, что парнишка из артистов.
– Что ж, успеха, – сказал он, поправил шляпу и двинулся в сторону улицы. – Не надо идти следом, – бросил он через плечо. – У меня много врагов, и тебе может дорого обойтись, если они примут тебя за моего человека.
По следам мертвеца
Генри достался характер спокойный и ровный, этим он был похож на деда. Конфликтовать молодой Рэй не любил, проявляя в таких вопросах осторожность, свойственную более зрелому возрасту, нежели юности. Вероятно, поэтому среди труппы у него не было откровенных недоброжелателей, однако друзьями он мог назвать только двоих – Гая Роджерса, своего учителя фехтования, и Эрика Симса, чревовещателя и гримера.
– Ну, что там, рассказывай, – потребовал Роджерс, набивая табаком короткую трубочку, привычку курить которую он приобрел во время своих военных приключений в Голландии. Привычка была крайне расточительной и стоила ему почти половины жалованья, но расстаться он с ней не мог.
Генри, стараясь не упустить ни одной детали, поведал все, что разузнал за эти часы.
– Я разговаривал с лекарем, когда вся суматоха улеглась, – задумчиво проговорил Роджерс. – Тот утверждает, что не существует яда, способного свести в могилу в то же мгновение, в которое его принимают. По крайней мере, в тех количествах, чтобы вкус его был незаметен. Из этого следует, что…
– Джозеф был отравлен раньше, чем прибыл в театр! – ахнул Генри.
– Вот именно. Но тогда кому потребовалось отравлять вино в фиале? – задав вопрос, Роджерс выпустил клуб сероватого дыма.
– Есть человек, которого стоило бы опасаться покойному Саттону, – ворчливо встрял Эрик. – Уж кого-кого, а его стоило опасаться после той дурацкой выходки, когда он изменил ночной вазе с бутылкой для полоскания.
– Ты имеешь ввиду Паркера? – хмыкнул Роджерс. – Это исключено. Все время до спектакля он торчал у входа и продавал билеты. Да и решиться на такой шаг наш билетер не мог, он только во хмелю буйный, а так – чисто овца.