Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Тут речь не об энергии и навыках, — ответил Руфус. — Дело в другом. Надо найти место, где ты как дома. А где старина Руфус будет как дома? Немного найдется таких мест.
Саския подумала, что одно такое местечко знает; но заговаривать об этом было не время, так что она скромно скрестила ноги под столом и отвела глаза.
Из соседнего вагона показался Микьель: просунул голову в дверь и, заметив Саскию, вопросительно поднял брови. «Может, сейчас?» Она улыбнулась и кивнула. Руфус, понимая, что разговор будет приватный, скрылся в купе, Аластер ушел следом. Проходя по
— Я взял на себя смелость позвать сестру и тетушку. Через пару минут они будут здесь, чтобы выразить вам свое почтение.
— С нетерпением жду знакомства с ними, — ответила Саския. — Похоже, у вас это семейное дело.
Он обезоруживающе развел руками.
— Сами понимаете, мы ведь здесь сугубо неофициально. Официально у Венеции есть план перекрытия Залива на время штормов. Но мы в этом плане не участвуем.
— Вы о проекте MOSE?
Он кивнул.
— В настоящее время работа над проектом приостановлена, поскольку он, как выяснилось, нарушает европейское законодательство об охране птиц.
— Охране чего, простите?
— Птиц, — криво усмехнулся Микьель. — И, откровенно сказать, это только одна из множества претензий. Кроме этого, конструкция ворот гавани, предлагаемая проектом MOSE, грозит нарушить экологическое равновесие на дне Залива. Пострадает популяция моллюсков на нескольких гектарах. И так далее. Всякий раз, как что-то такое обнаруживается, ЕС начинает процедуру по борьбе с нарушениями.
— Слышала об этой процедуре, — сухо заметила Саския.
Здесь требовалась осторожность в высказываниях. Микьель жаловался — и весьма обоснованно — на Европейский союз, его утомительно мелочные правила и бюрократические процедуры. Хватало евроскептиков и в Нидерландах, и в последнее время их голоса звучали все громче. Королеве следовало держаться осторожно, не высказываясь ни за Евросоюз, ни против.
— Некоторые утверждают, — продолжала она, — что это в самом деле не самый быстрый и не самый эффективный процесс. Но другие возражают, что подобные вещи необходимы для защиты… ну, хотя бы птиц.
Тут в разговор вступил новый голос — звонкий голос молодой женщины, появившейся из вагона «амтрак».
— А вы бывали в нашем Заливе? Там же от этих чертовых птиц не продохнуть!
— Моя сестра Кьяра, — представил ее Микьель.
— Пожалуйста, присоединяйтесь к нам! — пригласила Саския.
Кьяра села рядом с братом. На нее, как и на него, приятно было посмотреть: одна из тех семей, где все красавцы. Брат и сестра быстро и значительно переглянулись, словно обмениваясь мыслями.
— Что бы ни думала ее величество о Европейском союзе в глубине души, здесь она представляет страну — давнего и устойчивого члена ЕС, так что давай не будем ставить ее в неловкое положение, — проговорил Микьель, не сводя глаз с Саскии.
— Разумеется, — согласилась Кьяра. — Прошу прощения.
— Если бы вы слышали, что говорят о законах Евросоюза некоторые мои сограждане, — рассмеялась Саския, — то не боялись бы задеть мои чувства.
— И все же вам удалось возвести эти колоссальные сооружения, защищающие от штормов! — воскликнула Кьяра. — Я видела Масланткеринг — это поразительно!
— Потому что там в этом нуждается вся страна, — вставил Микьель.
— Верно, — согласилась Кьяра. — Мы ругаем ЕС, но в сущности ЕС — только молот, которым они бьют по нам.
— А кто здесь «они» и кто «мы»? — поинтересовался Виллем; он только что возник, словно из ниоткуда, и присел рядом с Саскией. Виллем мог быть здесь очень полезен: он умел сглаживать острые углы.
— «Они» — вся остальная Италия, которой на Венецию плевать, и наши местные «зеленые». «Мы» — те, кто хочет, чтобы Венеция простояла еще хотя бы пятьдесят лет. Они в каждом нашем плане находят сотню нарушений и отправляют документы в Брюссель. Дело застопоривается. Море поднимается все выше, мы ничего не можем сделать — у нас связаны руки; а они гордятся своей добродетелью! — И Кьяра возвела глаза к потолку и молитвенно сложила руки, словно девочка перед первым причастием, наглядно изобразив ханжество итальянских политиков.
Микьель вздохнул, перебросился с сестрой несколькими словами по-итальянски, а потом добавил:
— Если говорить откровенно, большую роль играет коррупция.
— Вы даже не представляете какую! — вставила Кьяра.
— Я слышал, что с MOSE у вас уже были проблемы, — сочувственно заметил Виллем.
— Просто представьте себе: строительство началось в 1987 году, а заработали ворота только в 2020-м, — пояснил Микьель.
— А к этому времени вся система безнадежно устарела! — снова вставила Кьяра.
— Лорд-мэр может рассказать вам нечто очень похожее о Барьере Темзы [556] , — ответил Виллем. — Впервые заговорили о нем после наводнения 1953 года. Разговоры шли лет двадцать. В 1974-м начали строительство. А запустили его в 1982-м, когда вся конструкция уже морально устарела.
Кьяра покачала головой и уставилась в окно на проносящийся мимо ряд ветровых турбин, простирающийся до горизонта и синхронно мигающий красными огоньками.
— Мой брат слишком дипломатичен, — сказала она. — Раз он стесняется, я скажу. Барьерами в том или другом месте проблему не решить. Все эти политики слишком… — Она покрутила рукой в воздухе, снова обменялась парой слов с Микьелем и наконец остановилась на выражении: — Слишком консервативны. Подъем уровня моря — общая проблема, и решать ее надо в масштабах всей планеты.
556
Защитное сооружение поперек Темзы в Восточном Лондоне, способное перекрывать движение воды вверх по реке для защиты города и его окрестностей от штормового прилива со стороны Северного моря.
— У нас особая связь с нашим городом, — заговорил Микьель. — Наша родина — именно Венеция. Не Италия. — Он пожал плечами. — Другие итальянцы, в Романье или в Тоскане, могут посмотреть на карту и сказать: «Подумаешь, Венеция! Крохотное пятнышко на карте. Если его потерять, Италия не погибнет, даже уменьшится совсем ненамного. Все знаменитые произведения искусства можно перевезти куда-нибудь повыше; можно даже разобрать по кирпичику собор Сан-Марко и Дворец дожей и заново собрать их на новом месте…