Весь Пол Андерсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Я снова ударяю по струнам и начинаю петь — не столько для Нее, сколько для моей любимой:
«Она пошла за небосклон, Надежду увела; Я все ж любовью опьянен К той, что моей была. Я в гроб стучусь — упорно бью, И стуки те звучат Везде, везде! — и песнь мою Сопровождают в лад.» [757]— Я не могу… — Она не доканчивает фразы. — Я не знала, что люди по-прежнему
757
Э. А. По (1809–1849) «Пэан» (пер. В. Брюсова)
— Теперь Ты знаешь, Госпожа. И думаю, для УИС это весьма ценные сведения.
— Ты прав- если, конечно, не притворяешься. — Она подается вперед. Я вижу, как Она вздрагивает, слышу, как стучат от холода Ее зубы. — Я не могу больше медлить. Поедем со мной. По дороге ты мне споешь. Кажется, я смогу вынести твои песни.
Признаться, такого я не ожидал. Ну что ж, пока все складывается удачно. Я забираюсь на колесницу. Полог задвигается, и мы отправляемся в путь.
Я разглядываю кабину. За дверью в дальнем конце находятся, должно быть, Ее личные апартаменты. Стены кабины отделаны резными деревянными панелями (естественно, даже Ей необходимо время от времени забывать о том, что мы живем в мире машин). Обстановка строгая, можно сказать, скудная. Тишину нарушает лишь гул двигателя; фотоувеличители выключены, поэтому на экранах сканеров — сплошная тьма. Мы с Царицей подсаживаемся поближе к обогревателю, протягиваем к нему руки. Наши плечи соприкасаются. У Нее нежная кожа; волосы, что выбиваются из-под капюшона, пахнут умершим летом. Неужели Она по-прежнему остается женщиной?
Какое-то время спустя — кажется, минула вечность — Она произносит, не глядя на меня:
— Песня, которую ты пел на дороге, — я не помню ее. Должно быть, она очень старая?
— Да, древнее, чем УИС, и в ней заключена правда, которая переживет вас обеих.
— Правда? — переспрашивает Царица сдавленным голосом. — Спой ее мне до конца.
Мои пальцы достаточно отогрелись для того, чтобы перебирать струны.
«О, смерть ко всем благоволит. Все тщетно, сколько ни моли. И так ведется искони… Timor mortis conturbat me. Вот рыцарь доблестный в броне. Как гордо скачет на коне! Но смерть — возьми и помани… Timor mortis conturbat me. Без всякой жалости, шутя, Крадет у матери дитя. И не вернуть, и не спасти… Timor mortis conturbat me. Ни бедняку, ни богачу С ней справиться не по плечу, Ни молодости, ни любви…»(Здесь я чувствую, что должен сделать паузу.)
Timor mortis conturbat me. Она ни мудрых не щадит, Ни тех, о ком молва шумит. Ты снисхождения не жди… Timor mortis conturbat me.— Нет! — вскрикивает Она, зажимая уши.
— Теперь Ты понимаешь, верно? — Я не испытываю сейчас и намека на жалость. — Никто не вечен — ни ты, ни УИС, ни земля, ни солнце, ни звезды. Мы все прячемся от правды. Я тоже прятался, пока не потерял ту, которая всему на свете придавала смысл. После ее ухода мне стало нечего терять, и я будто прозрел и увидел смерть.
—
— Царица, я никого не оставлю в покое до тех пор, пока мне не вернут мою любимую. Верни ее — и я вновь поверю в УИС. Я стану повсюду прославлять УИС, и люди будут танцевать от радости, едва кто-либо упомянет про нее.
— По-твоему, УИС есть до этого дело? — спрашивает Она, глядя на меня в упор.
— Песни — штука полезная, — отвечаю я, пожимая плечами. — Они помогают быстрее достичь намеченной цели, какой бы та ни была. «Оптимизация всей человеческой деятельности» — кажется, такова ваша программа? Впрочем, УИС постоянно что-то убирает, а что-то добавляет. Честно говоря, Госпожа, я сомневаюсь, что даже Тебе ясны ее намерения.
— Не смей говорить о ней как о живом существе, — сурово говорит Царица. — УИС — всего лишь компьютер, не более того.
— Ты уверена?
— Д-да. Она мыслит гораздо быстрее и эффективнее, чем человек, однако не живет, не сознает, поскольку лишена сознания. Кстати, отчасти именно поэтому ей понадобилась я.
— Как бы то ни было, Госпожа, — откликаюсь я, — преображение, которое замыслила УИС, произойдет в далеком будущем. Мне тревожно, я беспокоюсь и сожалею о том, что мы утратили самостоятельность. Но только потому, что подобные абстракции — единственное, что у меня осталось. Верни мою Бегунью, и я перестану задумываться о будущем. О том, насколько я буду признателен, Ты узнаешь из моих песен, которые, как я уже сказал, могут помочь УИС.
— Ты невыносимо дерзок, — констатирует Она.
— Нет, Госпожа, я просто отчаялся.
— Что ж, — бормочет Она, откидываясь назад. На ее губах играет призрак улыбки. — Пожалуй, я возьму тебя с собой. Надеюсь, ты понимаешь: все, что случится потом, будет зависеть не от меня. Мои замечания и советы мало чем отличаются от миллиардов других, поэтому их редко принимают в расчет. Однако… Сегодня ночью нам предстоит дальний путь. Поведай мне то, что считаешь нужным, Арфист.
Я решаю не заканчивать Плач и вообще не вспоминать о своем горе. Вместо этого, на протяжении многих часов, я пою о тех, кто познал радость (на веселье, не безумие восторга, а именно радость), которую когда-то могли подарить друг другу мужчина и женщина.
Я знаю, куда мы едем, а потому пою не только для Нее, но и для себя — чтобы не потерять присутствие духа.
Вечер переходит в ночь. Позади остались десятки лиг. Мы едем по местности, по которой еще не ступала нога человека. Ущербная луна и тусклые звезды освещают равнину из железа и бетона; мелькают похожие на припавших к земле зверей ракетные установки и энергоизлучатели, в небе кружат управляемые роботами флиттеры. Я вижу провода, ретрансляторы, крохотные, напоминающие жуков машины; все они входят в систему, с помощью которой УИС повелевает миром. Как ни странно, все происходит в мертвой тишине. Ветра нет и в помине. На стальных конусах лежит иней. Впереди виднеются башни огромного как гора замка УИС.
Та, что сидит рядом, словно не замечает, что слова очередной песни застряли у меня в горле. Она буквально на глазах утрачивает всякое человекоподобие. Лицо превращается в маску, в голосе звенит металл. Царица глядит прямо перед собой. Впрочем, некоторое время спустя Она снисходит до того, чтобы спросить:
— Ты догадываешься, что должно произойти? Полгода я буду составлять единое целое с УИС, стану ее составной частью. Наверно, ты сможешь увидеть меня, но это будет лишь оболочка. А говорить тебе придется с УИС.
— Знаю, — выдавливаю я. Что ж, я добрался туда, куда еще не ступала нога человека; мне предстоит битва за мою Плясунью; тем не менее, сердце бешено колотится, кровь стучит в висках, язык едва ворочается. Меня прошибает пот. — Госпожа, — все же ухитряюсь добавить я, — то, что Ты будешь частью УИС, внушает мне надежду.
Она поворачивается ко мне, накрывает мои ладони своими и на мгновение становится вдруг такой юной и прекрасной, что я почти забываю утраченную возлюбленную.
— Знал бы ты, на что надеюсь я! — шепчет Она.