Весь Роберт Хайнлайн в одном томе
Шрифт:
Эсклунд помолчал, а затем сказал с явной неохотой:
— Я беру свои слова назад. У меня не было намерения оскорблять суд.
— Очень хорошо. Ваше заявление получено и приобщено к делу. Решение по нему будет вынесено позже. Теперь относительно речи, которую вы собираетесь произнести: судя по величине рукописи, я предполагаю, что она займет не менее двух часов?
— Я думаю, что этого будет достаточно, ваша честь, — явно смягчившись, сказал Эсклунд.
— Ясно. Бейлиф!
— Да, ваша честь.
— Прекрасно. Проводите адвоката на улицу. Доктор
Лицо доктора Эсклунда стало цвета баклажана.
— Вы еще о нас услышите!
— Не сомневаюсь.
— Мы знаем таких, как вы! Предатели человечества! Ренегаты! Фигляр!..
— Выведите его.
Ухмыляясь, бейлиф подчинился приказанию. Один из репортеров последовал за ним.
— Итак, все в порядке, — мягко сказал Гринберг. — Перед нами несколько исков, но, в сущности, все они излагают одни и те же факты. Надо выбирать: мы можем слушать доказательства по всем вместе или же по каждому в отдельности. Есть возражения?
Адвокаты переглянулись, и адвокат мистера Ито сказал:
— Ваша честь, мне кажется, что было бы предпочтительнее рассматривать каждый в отдельности.
— Возможно. Но в таком случае мы будем сидеть здесь до Рождества. Я не могу себе позволить, чтобы так много занятых людей выслушивали одно и то же. Но требовать отдельного рассмотрения фактов — ваше право… тем более что ваши доверители понимают, что они должны будут оплачивать каждый день суда.
Сын мистера Ито потянул адвоката за рукав и что-то прошептал ему. Тот кивнул и сказал:
— Мы признаем необходимость совместного рассмотрения… как факт.
— Очень хорошо. Есть еще возражения? Возражений не последовало. Гринберг повернулся к О'Фаррелу.
— Скажите, в данном зале имеется измеритель истины?
— А? Да, конечно. Правда, я редко им пользуюсь.
— А мне он нравится. — Гринберг повернулся к остальным. — Измеритель истины мы повесим вот здесь. Никто не обязан представать перед ним, так же как никого нельзя заставить приносить присягу. Но данный суд имеет право оценивать с юридической точки зрения все сказанное, а также тот факт, если кто-либо откажется от использования измерителя истины.
— Смотри, осторожнее, Червячок, — прошептал Джон Томас на ухо Бетти.
— За меня-то ты не беспокойся, — прошептала она в ответ. — Следи лучше за собой.
— Нам понадобится некоторое время, чтобы установить его, — сказал судья О'Фаррел Гринбергу. — Не сделать ли перерыв для ленча?
— Ах да, ленч. Прошу общего внимания… суд не будет делать перерыв для ленча. Я попрошу бейлифа дать указание принести кофе и сандвичи для желающих, пока секретарь разыскивает измеритель. Мы перекусим здесь же, на месте. И… есть тут у кого-нибудь спички?
А на лужайке Луммокс, размышляя над непростым вопросом о праве Бетти приказывать ему, был вынужден прийти к выводу, что она обладает особым статусом. Все, с кем Джон Томас знакомил его в течение жизни, были похожи на Бетти; таким образом, в данном случае имело смысл прислушаться
Сон был тревожен, поскольку Луммокса мучительно терзал ароматный запах стали. Спустя какое-то время Луммокс проснулся и потянулся, отчего клетка затрещала по швам. Ему пришла в голову мысль, что столь долгое отсутствие Джона Томаса ничем не оправдано. Это во-первых. А во-вторых, ему не понравилось поведение мужчины, который уволок Джона Томаса… нет, он ему явно не понравился. Луммокс задумался, что же делать? И что сказал бы Джон Томас, будь он здесь?
Проблема оказалась слишком сложной. Луммокс снова лег и лизнул один из брусьев клетки. Нет, он не прикусил его, он просто попробовал на вкус. Слегка суховато, решил он, но неплохо.
В суде шериф Дрейзер закончил свое выступление перед судом и уступил место Карнесу и Мендозе. Их рассказы были логичны и последовательны, и измеритель истины не шелохнулся; мистер де Грасс выступил с требованием расширить доказательную базу, Адвокат мистера Ито признал, что доверитель стрелял в Луммокса; сын мистера Ито представил снимки последствий визита Луммокса. И чтобы завершить историю Л-дня, осталось выслушать лишь показания миссис Донахью.
Гринберг повернулся к ее адвокату.
— Мистер Бенфилд, вы хотите сами допросить своего клиента или предпочитаете, чтобы это сделал суд?
— Прошу вас, ваша честь. Возможно, я задам один или два вопроса.
— Это ваше право. Расскажите нам, миссис Донахью, что произошло.
— Это я и собираюсь сделать. Ваша честь, друзья, уважаемые посетители, хотя я и не привыкла к публичным выступлениям, тем не менее заверяю вас, что мой безупречный образ жизни…
— Все это неважно, миссис Донахью. Только факты. Итак, полдень прошлого понедельника…
— Да, тогда это и было!
— Очень хорошо, продолжайте. И не волнуйтесь.
— Ну, как раз тогда я прилегла на несколько минут, решив отдохнуть… Я изнемогаю от своих обязанностей: клуб, благотворительный комитет, а также…
Гринберг наблюдал за измерителем истины над ее головой. Стрелка беспокойно колебалась, но не переходила красную черту, после которой должен раздаться предупредительный сигнал. И он решил, что пока нет смысла останавливать свидетельницу.
— …как внезапно я была чудовищно поражена. Стрелка прыгнула далеко за красную черту, зажегся рубиновый сигнал, и зуммер издал тревожный звук. Кое-кто захихикал, и Гринберг торопливо сказал:
— Порядок в зале! Бейлиф выведет каждого, кто будет нарушать порядок работы суда.
Когда зуммер зазвучал, миссис Донахью сразу же остановилась. Мистер Бенфилд, помрачнев, тронул ее за локоть и сказал:
— Не обращайте внимания, моя дорогая. Просто расскажите суду о том, что вы услышали, что увидели и что делали.
— Он подсказывает свидетелю, — воскликнула Бетти.
— Ничего подобного, — возразил Гринберг.
— Но…
— Возражение не принимается. Свидетель может продолжать.