Весь в папу!
Шрифт:
Мои размышления прервала резкая, призывная трель телефона. Андрюшка. Я подняла трубку. Это был действительно он.
— Таня?
— Да…
— Завтра, в половине четвертого возле оперного театра. Тебя будет там ждать Валентина.
— А Маргарита?
— С ней что-то темнят, — сообщил Мельников. — Завтра попробую выяснить поконкретнее. Говорят, что она уехала отдыхать в Испанию.
— Поделись, как тебе удалось добраться до них?
— Потом, — поморщился Андрей, — еще достал тебе адрес Владика.
— А этот мне зачем? — удивилась я. — Я в услугах
— Это Маргаритин сутенер. — Мельников отчего-то пребывал в плохом настроении и шутить ему не хотелось. Но помощь его была неоценима. Адрес я записала. Владик жил в хорошем районе. Наверное, быть сутенером довольно прибыльно…
— Что бы я без тебя делала? — вздохнула я. — Так тебе я благодарна.
— Не стоит, — прикинулся благородным Андрюшка, — завтра поблагодаришь. Когда я выясню, куда уехала таинственная Марго.
Он повесил трубку. Что-то у меня проявилось. Начинало проясняться. Завтрашний день обещал подарить несколько открытий. Я вздохнула. Попробовала опять набрать Вероникин номер. Трубку не брали. Ну и ладно. До Вероники я дозвонюсь попозже…
Они гуляли уже второй час. Он удивленно смотрел на нее. Девочка казалась открытой. Почему она к нему подошла?
— Мне холодно, — пожаловалась она.
Он не знал, что делать.
— Давай зайдем ко мне, — предложил он, — там найдется чуть-чуть кофе.
Она улыбнулась. Это именно то, чего она хотела. Попасть к нему.
Они подъехали к его дому. Катьку поразила запущенность его одинокого обиталища.
Он включил чайник. На окне стоял магнитофон. Катька нажала на кнопку.
Из магнитофона полились звуки «Бразильской Бахианы». Катька очень любила эту странную и красивую музыку.
Она закрыла глаза. Как хорошо, что он понимает ЭТО. Сашке не хватало именно душевной тонкости.
Катька почувствовала на себе его взгляд. Немного настороженный. Но нежный.
Она открыла глаза.
Он смотрел уже не на нее. Его взгляд был обращен на портрет. На стене висела фотография девушки. Почти ребенка. Катьку поразила ее красота. Удивительная нежность и правильность черт. Сердце сжалось. Катька почувствовала, что ей хочется заплакать. Она не была такой красивой, как эта девушка. Она почувствовала, что он принадлежит этой красавице. Только ей одной…
— Кто это?
Он оставил вопрос без ответа. Отвел от нее глаза и прошептал:
— Ее больше нет…
Катька догадалась, что не имеет права на вопросы. Но ей захотелось быть с ним откровенной. Отомстить ему своей откровенностью за то, что он так любит другую женщину. Она посмотрела на него и сказала:
— Я видела тебя. ТАМ.
Он смотрел, не понимая.
— В Адымчаре, — пояснила она.
Он вздрогнул. Его глаза стали холодными. Катька сама испугалась совершенного поступка. Она поняла, что Робин может уйти. Спрятаться в панцирь недоверия… Катя попыталась исправить свою ошибку. Она дотронулась до его руки и пообещала:
— Я никому не скажу. Никогда.
Он
«Перестань, — сказал он себе, — она была проституткой, она заслуживала смерти… Почему Ксении нет, а та шлюха должна существовать? Она ведь была согласна с правилами алексановской игры… Она жила по их шакальим законам. Вряд ли она заслуживает жалости!»
Но он понимал — это не так. Где-то внутри еще дышал прежний Сергей. Добрый, не способный обидеть никого на свете. Растерянный, потому что не знал, как жить, когда мир рушится. Наивный, потому что все еще верил, что изменится «направление пути». Как в детской песенке — «Завтра ветер переменится…». А ветер не менялся. Один раз он превратился в ураган, раскидал Сережину жизнь, превратил ее в кошмар — и улетел. После этого настал полный штиль. Сережа усмехнулся. Стоит ли жить, если единственное, что тебе осталось — месть? Тебе, воспитанному на высоких идеалах? Сколько сил вложили родители, чтобы научить тебя любить душу? И что бы они сказали, узнав, что ты стал убийцей? Он вздрогнул. Мысль, которой он боялся, обрела очертания в слове. Убийца? Куда он мог убежать от истины?
К девочке, встретившейся ему на этом пути? А насколько это честно — по отношению к ней? И не станет ли она такой же невольной жертвой его зла?
Он знал — день «отдачи последнего долга» станет его последним днем на Земле. Потом он уйдет отсюда… Нечего ему тут делать. Он становится чудовищем. А здесь и так много чудовищ…
— Я совсем забыла, Виктор Степанович!
Алексанов поднял глаза. Елена протягивала ему конверт.
— Это письмо пришло вам еще позавчера. А я забыла передать.
Он вздохнул. Елена пользовалась тем, что ее покровитель делает ее практически неуязвимой.
— А если это важная бумага? — угрожающе-тихо проговорил он. — Идите, Лена, и молитесь, чтобы это было простое письмо. Потому что…
Он не договорил. Он встретил ее вызывающий взгляд спокойно. Она стала раздражать его.
«Потому что, сука, если это важная депеша, я рассчитаю тебя в двадцать четыре часа. И никто тебя не спасет. Ни бог, ни царь, ни твой Брызгалов».
— Важные письма не посылают в таких конвертах, — спокойно ответила Елена, прибавив мысленно: «Старый, похотливый сморчок».
Она стояла у входа в кабинет, как статуя Свободы. Такая же величественная. Глаза ее были сощурены, а на губах змеилась такая гадостная улыбочка, что Алексанову захотелось кинуть в нее пепельницей. Он сдержался.
— Идите, — буркнул он и водрузил на нос очки. Распечатал конверт и вздрогнул.
Внутри конверта лежал простой листок, выдранный из ученической тетрадки. На нем красивым округлым почерком было написано стихотворение. Ничего больше. Внизу стояла дата.
Алексанов почувствовал, как лоб мгновенно покрывается испариной. Руки начали мелко дрожать. Он бросил листок на стол и закрыл глаза.