Весь в папу!
Шрифт:
Опять Маргариту отправили в Испанию! Значит, девочки заодно? Но в Испанию ее отправлял и Алексанов… А он-то не мог шантажировать себя сам!
— Что она за человек? — поинтересовалась я. — Вы с ней дружны?
Валя вздохнула.
— Немножко взбалмошна, — ответила она, — немножко любит деньги.
Она замолчала. К столику подошел молодой человек и начал тихо разговаривать с Валей. Она посмотрела ему в глаза и засмеялась.
— Что он хотел? — поинтересовалась я, когда
— Вас, — засмеялась Валя. — Он меня знает. Думал, вы теперь вместо Маргариты. Сказал, что вы сексуальнее ее. — Я почувствовала, как щеки заливает красная волна возмущения.
Валя это заметила. Похоже, ситуация ее позабавила.
— Не обращайте внимания, — посоветовала она.
Валя явно с трудом сдерживала смех. Я посмотрела на нее. И поняла, что, кажется, я прокололась. Валя держится с потрясающим самообладанием. Она ничего не скажет, даже если ей что-то известно. Впрочем…
— Валя, вы с Маргаритой и с Алексановым были двое суток назад в Адымчаре?
Она кивнула.
— А что случилось? — поинтересовалась она. — Алексанов на что-нибудь жаловался?
— Нет, — ответила я, — но в ту ночь с вами не происходило ничего странного?
— Я не заметила, — поспешно ответила она.
Слишком поспешно. Значит, либо она заметила, что их снимают, либо… Она знала?
— А когда должна вернуться Маргарита?
Мой вопрос странно на нее подействовал. Ее спина выпрямилась, и я почувствовала ее замешательство. Валя опустила глаза. Губы ее сжались. Она растерянно посмотрела в сторону, ища подсказку.
— Не знаю, — наконец решилась она на ответ.
Ситуация с Маргаритой начала возбуждать во мне любопытство.
Хорошо. Пусть она так срочно решила дунуть в Испанию, что только ураган остался после нее. Пусть никто ничего про нее не знает. Может, она решила начать новую жизнь. Благонравную и исполненную чистоты и целомудрия. Даже имя по этому поводу сменила. Может быть, ее вообще теперь зовут Авдотьей. Или сеньоритой Консуэло де Рамирес. В конце концов, где и начинать новую жизнь, как не в Испании?
Я бы тоже туда уехала начинать новую жизнь. Хоть сегодня согласна.
Но — что-то не так. Мельников прав.
Ответ напрашивался сам собой — Маргарита связана с шантажом.
Опять неувязка. Именно Алексанов первым сказал о путешествии в Испанию.
Я посмотрела на Валентину. Она сидела с тоскливым видом, глядя на меня, как школьник, уставший от уроков, смотрит на надоевшую учительницу.
Похоже, я ничего из нее не вытяну.
— Таня, — решилась она, — я ничем не смогу вам помочь.
Ее взгляд говорил: «Даже если я что-то знаю, я не скажу тебе». Я кивнула. Хорошо. Пусть идет.
Мы попрощались.
— Валя, —
Я протянула ей свою визитку. Она посмотрела мельком, кивнула и засунула ее в карман.
Надежда на то, что она позвонит, была минимальной. И все-таки отметать ее не хотелось.
Что-то в этой истории было не так. И Маргарита не давала мне покоя. Именно в ней было дело. В уехавшей невесть куда Маргарите. Я чувствовала это нутром.
И Маргарита чем-то связана была с девочкой Ксенией.
Елена не знала, что ей делать. В кабинете стойко пахло корвалолом. Алексанов сидел с остановившимися глазами и тяжело дышал. Налицо были все признаки сердечного приступа, и она была к этому причастна.
Елена приняла решение быстро. Она прошла в женский туалет и, порвав листок со стихотворением на мелкие клочки, выбросила его. Задумчиво проводив взглядом кружащиеся в потоке спущенной воды белые лепестки, улыбнулась.
Теперь никто не узнает о странном стишке. А значит, она ни при чем.
Хотя… Интересно, отчего это стихотворение произвело на босса такое впечатление? Елена напрягла память, попытавшись вспомнить, что же там было написано. Но так как она прочла в своей жизни одну-единственную книгу, да и та оказалась «Книгой о пиве», она не смогла вспомнить ни строчки. Что-то там было о смерти, в этом она была готова поручиться.
Она вообще не очень понимала стихи. И не стала бы впадать от них в истерику. Если только…
Елена усмехнулась. По всей видимости, ее босс с этим стихотворением связывал что-то из прошлой жизни. Но что?
Алексанов приходил в себя. Дышать было еще трудно, но тупая боль почти прошла.
Он вспомнил о стихотворении. Куда же оно могло подеваться? Алексанов опять почувствовал приступ страха.
«Прекрати, — подумал он, — ты становишься каким-то мистиком. Ничего нет, и ты это знаешь. Мы смертны. Мы произошли от обезьян».
Скорее всего, пока он уходил, Елена решила убраться. И выкинула листок.
Он пошарил глазами. Листка нигде не было.
Он вздохнул и нажал кнопку вызова. Елена моментально появилась на пороге.
— Ты не видела здесь, на столе, тетрадный листок со стихотворением? — спросил он.
Елена поежилась под его взглядом, но ей хватило самообладания невинно пожать плечами.
— Нет, — ответила она, — я ничего не видела.
Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
«Ничего, — сказал он себе, — ничего не было. Ты все придумал. Тебе померещилось».