Веселая поганка
Шрифт:
— Я не собака, — спокойно ответил он, — возможно поэтому и не знаю.
Хотелось крепко ответить ему, но я подумала: «Не стоит спешить. Выскажу все при личной встрече, чтобы раньше времени не вспугнуть.»
— Да я совсем рядом нахожусь, — обрадовался американец, видимо вдоволь наглядевшись в свою карту. — Выезжаю, ждите.
И я начала ждать. Нервничала при этом ужасно. Перед глазами стояло смеющееся Санькино лицо… Мой сыночка! Мое солнышко!
Передать не могу, как было больно. Я
Уж не знаю в чем бы еще я себе поклялась, если бы не появилась на пороге Тамарка. Тамарка собачилась страшно, во всевозможных выражениях ругая какого-то козлину, который поставил свою рухлядь напротив ее подъезда — как раз там, где Тамарка привыкла ставить свой пошлый «Мерседес».
Я уже готова была ей посочувствовать, но вдруг меня осенило, что это же американец мой приехал. Он же говорил, что находится совсем рядом.
— Где эта рухлядь? — завопила я, живо катапультируясь из кресла.
— Мама, не волнуйся ты так, — успокоила меня Тамарка. — Мои пацаны за угол потащили козлину вместе с его рухлядью. Там, думаю, он и стоит.
— Это же Майкл мой! — воскликнула я. — Мой возлюбленный американец!
— Приятно, Мама, что ты узнала, наконец, его имя, — порадовалась за меня Тамарка. — Лучше поздно, чем никогда. Но почему он приехал на рухляди? Какой-то ужасный «Москвич» тридцатилетней выдержки. Коррозия прямо на глазах дожирает этот соцпродукт. Или мне почудилось, что ты расхваливала чудесный «Кадиллак» американца?
— Ничего тебе не почудилось. Не знаю почему он не на «Кадиллаке», может пресытился, но рухлядь его сейчас же на место верни! — потребовала я.
Тамарка бросилась выполнять мою просьбу: она схватила сотовый и сходу выматерила кого-то, после чего потребовала «вернуть все в зад».
— Порядок, Мама, — сообщила она. — Рухлядь уже вернули. И молодец, Мама, что дождалась меня. Ох, Мама, — мгновенно пригорюнилась Тамарка, — как баба Рая измотала! Как измотала! Живого места в моих нервах нет!
Я уже готова была бежать из Тамаркиного кабинета, но, услышав про бабу Раю, остановилась.
— Что — баба Рая?
— Так и не уговорила ее из дома уехать. Заладила старушка: «Буду сторожить добро!»
— Правильно заладила, — похвалила я.
— И про Саньку, говорит, что-нибудь «скажуть». И я думаю, Мама, что и правильно. Не могут же ребенка схватить и ничего не сказать. Обязательно позвонить должны, поэтому и оставила я там бабу Раю. Двух пацанов своих ей дала. Она их кормит уже, а они ее сторожат и ждут звонка от ирода. В общем, Мама, в доме полный порядок.
Я не разделила Тамаркиного оптимизма. Слезы навернулись, в носу защипало, горло перехватили спазмы…
— Мама-Мама, не горюй, — воскликнула Тамарка,
Она безбожно врала, я знала это, потому что кому— кому, а мне Тамарка врать не умела. На моих глазах этому делу училась.
Я махнула рукой:
— Ладно, пойду, спешу.
— Куда? — испугалась Тамарка.
— Сама знаешь — куда. К американцу. Он-то должен знать что-нибудь про этих «братанов».
— Я с тобой, Мама! — попыталась увязаться Тамарка, но я запротестовала:
— Нет, Тома, оставайся здесь. Вдруг про Саньку сообщат.
И она осталась, а я устремилась к американцу.
Он действительно приехал на рухляди, да и сам был в потертых джинсах и потрепанной куртке и сходу предупредил, что очень спешит.
— Все спешат, — бросила я, усаживаясь рядом с ним на заднее сидение.
— Куда едем? — косо глянув, спросил водитель, которому Тамаркины пацаны, чувствовалось, изрядно настроение попортили.
Американец посмотрел на меня, я на него — в глазах одни вопросы. Было очевидно: пока он не избавится от меня, ехать ему некуда. Я же не собиралась предоставлять ему такую возможность.
— Поезжайте прямо, — сказала я, — а там будет видно.
— Почему прямо? — забеспокоился американец, вытаскивая свою карту. — Мне в другую сторону.
— Всем в другую сторону, — отрезала я. — И не тяните резину.
Услышав это, бедняга оставил в покое свою карту и уставился на меня.
— Вы думаете, что я резину тяну?
— А что вы делаете? — возмутилась я. — Рассказывайте давайте, как дошли вы до жизни такой?
— Сначала вы рассказывайте, — предложил он.
Я человек немелочный, первой начала.
— Мне рассказывать нечего. В девятую квартиру и постучала и позвонила, дверь открылась, сделала знак, ваш друг в ужас пришел, — вкратце изложила я.
Американец взволновался:
— Что сказал он?
— Кричит, что вы ему очень дороги, что хочет вас спасти, хочет найти, а как — не знает. В общем, ничего я толком узнать не смогла. Он слишком спешил.
— Хорошо уже то, что жив он, — успокаиваясь, ответил американец. — Я рад.
— Я тоже рада, что вы рады, но теперь, пожалуйста, расскажите мне все, что обещали, раз ваша очередь.
— А начать откуда? — послушно спросил он.
— Ну уж не со своего дня рождения. Начните с аэропорта: солнечным весенним днем, холодным, но ясным, ступили вы на нашу землю с хорошими ощущениями, с ними вас и схватили… Кстати, — вдруг вспомнила я, — а как вы мой адрес узнали?
— Я за ними следил, — шепотом сообщил он, косясь на водителя и максимально приблизив ко мне свое красивое лицо, украшенное моим фингалом.