Веселыми и светлыми глазами
Шрифт:
С лестницы в дверь в коридоре постучали. Кто-то бил в ее нижнюю часть ногой, не сильно, но настойчиво. Это оказался Шурка.
— Можно к тебе? — спросил он неуверенно.
За Шуркой жался его приятель.
— Заходите. — Колька впустил ребятишек.
— Ой как тепло у тебя! — воскликнул Шурка, осматриваясь. Он понюхал пар от кастрюли, облизал губы, сглотнул, но Кольке ничего не сказал.
— Ты зачем пришел-то? — спросил Колька.
— Да так. Холодно очень. А Петька ноги
— Да немножко, — сказал Шуркин приятель, по-прежнему прячась за его спиной.
— Грейтесь, — разрешил Колька. Но видимо, ребята пришли вовсе не для того, чтобы греться.
— А можно, я в печку патрон положу? Один только? — спросил Шурка, косясь на дверцу, за которой метался огонь.
— Ты что, с ума сошел? — возмутился Колька.
— Бабахнет, и все. Ничего не будет, не бойся.
— Это винтовочный сильно стреляет, автоматный не очень. Мы уже пробовали, — пытаясь уговорить Кольку, поспешно добавил Петька.
— Что, вам за блокаду не надоело, как бабахает? — сказал Колька.
— Да один раз всего! Интересно! Ты не бойся, — не унимался Шурка.
— Нельзя!
Ребята приуныли, стояли молча. Колька вышел на кухню за поварешкой, а когда вернулся, Шурка сказал ему:
— Мы пойдем. — И направились к дверям.
Колька выпустил их. Он видел, как они сразу же бросились бежать и, оказавшись на порядочном расстоянии от парадной, возле поленницы дров, быстро, наперебой стали что-то говорить друг другу, оглядываясь на парадную.
Колька мыл на кухне тарелки, когда в комнате грохнул выстрел. Кастрюля, подпрыгнув, гулко цокнула по металлическому настилу. Крышка с нее слетела и покатилась. Забулькало, зашипело.
Колька понял — беда! Вскочив в комнату, поднял кастрюлю. В дне ее было пробито рваное отверстие, из него хлестал суп. Обжигая пальцы, Колька помчался с кастрюлей на кухню, швырнул в таз. Пока бежал, половина супа вытекла. Чуть не плача от обиды и злобы, он выбежал на улицу.
Шурка с Петькой прятались где-то за дровами.
— Ну вы мне еще попадетесь! — погрозил в темноту Колька.
— А мы тебе и в трубу можем кое-что подсунуть, — отозвался из-за поленницы Шурка.
7
Несколько дней Колька в мастерской работал один. Побыв вместе с ним час-два, Элла Вадимовна и Казик уходили «на вызов» — это значило, что где-то произошла небольшая авария, — а возвращались они только с темнотой. И еще работали пару часов, прежде чем разойтись по домам. Казик и днем иногда заскакивал в мастерскую. То инструмент взять, то какую-нибудь деталь.
— Привет, осколок! — всякий раз насмешливо кричал он, не глядя на Кольку. — Ну как шубка, греет?
Игривой походочкой,
А в это утро, когда Колька пришел в мастерскую, ни Эллы Вадимовны, ни Казика там уже не было. Он испуганно подумал, что, может быть, опоздал. Но за окном было еще сумеречно, в фиолетовой дымке терялись очертания даже самых ближних предметов. Значит, был очень срочный вызов, и они ушли, не дождавшись Кольки.
Примерно через полчаса Казик вернулся в мастерскую. На этот раз он ничего не сказал Кольке. Лицо у него было озабоченным, серьезным, лицо человека, которому сейчас не до шуток. Минут через двадцать снова прибежал, потом — еще раз. Перехватив Колькин вопросительный взгляд, на мгновенье приостановился, раздумывая, и подошел к нему.
— Вот что, сделай-ка прокладку… такую же, — и положил на верстак кусок изжеванной резины. — Можешь сделать? Только побыстрее. Я за ней приду.
Колька не успел еще выполнить поручение, когда он вернулся.
— Ну как, готово?.. Ладно, я там доделаю. А ты приготовь еще несколько, понадобятся.
Чуть позднее в мастерскую забежала незнакомая женщина, спросила поспешно:
— Где Томилина? Еще не вернулась?
— Нет.
— Что они там застряли! Когда вернется, пусть к директору зайдет. Срочно!
Такого еще не бывало. И Колька понял: случилось что-то серьезное.
Он очень торопился. Ему все казалось, что Казик вот сейчас прибежит, и он беспокойно посматривал на дверь. Но Казик не появлялся долго. А вернувшись, с язвительной усмешечкой глянул на Кольку.
— Трудишься, пчелка?
— Вот, все готово. Что еще делать?
Казик взял прокладку, повертел ее.
— Ничего сляпано, талантище!
— Что еще, давай?
— А тебе Элла Вадимовна разве не говорила?
— Нет.
Казик осмотрел верстаки.
— Распили пополам эту штуку, — и подкатил Кольке тяжеленную свинцовую чушку. — Только побыстрее.
Он еще постоял рядом, наблюдая, как Колька закрепляет чушку в тисках, и отошел, притих у своего верстака.
Колька начал пилить.
Свинец, по сравнению с железом, мягок, его можно резать ножом и, казалось бы, что стоит распилить ножовкой: раз-два — и готово. Но лишь полотно ножовки вошло в чушку, оно будто увязло там, ни вперед ни назад. Заклинило, и все!