Веселый мудрец. Юмористические повести
Шрифт:
Насреддин внимательно оглядел зал и стал набрасывать его план на глиняной дощечке.
— Теперь ты тоже заведешь у себя в доме такую же столовую? — с издевкой спросил Абдулла.
— Да, — важно сказал Насреддин. — Она мне понравилась. Ведь что разоряет человека? Еда. А твоя столовая так устроена, что обеда тут ни за что не увидишь.
— Никто не скажет, что я скуп, — насупился Абдулла. — Раз уж я пригласил тебя на обед, то мы будем есть… Эй, кто там!
И богач важно хлопнул в ладоши. Одноухий слуга принес большую миску кислого молока.
— Нам, старикам,
Совершив омовение, Насреддин подсел к миске. Но и тут жадный Абдулла остался верен себе: он провел посреди миски, прямо по молоку, черту.
— Я на свою часть насыплю сахару, — сказал он, — потому что так мне посоветовал лекарь. Сахара у меня мало, а ты человек здоровый, ты можешь есть и так…
Ходжа, ни слова не говоря, вынул из кармана небольшую бутылку, сделанную из сушеной тыквы, и приготовился вылить ее содержимое в молоко.
— Что это? — забеспокоился Абдулла.
— Уксус, — ответил Насреддин. — Но не беспокойся — я буду лить его только на свою половину.
— Но ведь все молоко будет испорчено! — застонал бай.
— Тогда давай сыпать сахар в середину, — убирая бутылку, сказал ходжа.
И жадный богач, проклиная в душе тот час и ту минуту, когда он решил позвать Насреддина, вынужден был подсластить всю миску. И только тогда выяснилось, что бутылка ходжи была пустой.
Все время, пока Насреддин ел, бай приговаривал:
— Не ешь так много! Лекарь говорил: сердце будет болеть.
— Чье сердце? — весело отзывался ходжа. — Твое? А через несколько дней ходжа опять нашел повод посмеяться над байской скупостью. Погонщик Икрам занял у одноухого слуги котел для плова. Через день он вернул заглянувшему в дом Абдулле не только котел, но и маленькую жаровню.
— Это дочка твоего котла! — сказал ходжа, присутствующий тут же. — Раз котел твой, значит, и жаровня твоя.
Абдулла был так рад неожиданному прибавлению семейства, что даже забыл спросить, остался ли в доме плов на его долю.
Через несколько дней Икрам снова взял у одноухого котел.
А когда бай зашел за ним, то Насреддин — вот ведь какое совпадение: опять ходжа в этот момент очутился у Икрама! — сообщил, что котел Абдуллы умер.
— Да что ты говоришь? — заорал Абдулла. — Или шайтан в тебя вселился? Разве медный котел может умереть?!
— Если ты поверил, что у котла могла появиться дочка, так почему же ты не веришь, что он может умереть? — пощелкивая по бородке, ответил Насреддин.
Абдулла, так и не получив назад котла, кинулся домой и сутки не показывался на улице. Планы расправы с ходжой не давали ему покоя. На следующую ночь одноухий слуга оповестил муллу, караван-сарайщика Нурибека, толстого судью, Улымаса, — сборщика податей, Шарафа — чайханщика и купца-ростовщика Керима о тайном собрании в доме Абдуллы.
…Рогатый месяц, похожий на тонкий ломоть дыни, повис над городом. Улицы опустели. Только собачий лай напоминал о том, что за глиняными дувалами есть жизнь. По узким уличкам, таясь в тени стен, проскользнули к Абдулле заговорщики.
Последним, закутавшись в широкий темный халат, пришел длинноносый
Одноухий слуга стал на страже у дверей.
— Нам и Насреддину стало тесно в городе, — сказал Абдулла, после многочисленных цветистых фраз переходя наконец к делу. — Или мы — или он. Надо проучить этого нечестивца!
В это время что-то забулькало, как кипящий чайник на огне. Звук доносился из угла. Все уставились туда. Это смеялся Абдурахман. Он закинул голову и сжал зубы, чтобы смех не вырывался наружу. Длинный Нос булькал и клокотал.
— Что с тобой, достопочтеннейший Абдурахман? — голосом, сладким, как пахлава [2] , спросил Абдулла. И вдруг, сразу став грозным, заорал: — Над кем ты смеешься, сын шакала?!
Но Абдурахман не испугался. На него в жизни столько раз кричали такие горластые люди, что голос Абдуллы звучал для длинноносого, как нежная музыка.
2
Пахлава — слоеное печенье, замешанное на меду.
Сквозь клокотанье и бульканье пробрались слова:
— Когда ты, о любимец пророка, произнес слова, внушенные тебе небом, — «надо проучить Насреддина», то я вспомнил, как один богач кормил ходжу кислым молоком… Я уж не помню, кто там кого проучил, но история очень смешная…
— Никого не интересует этот глупый рассказ, — мрачно произнес Абдулла. — Что в нем интересного?
Все собравшиеся пытались скрыть улыбки кашлем или прикрыть лицо рукавом халата. Даже мулла, весь забинтованный и перевязанный, похожий на большую, неумело сделанную чалму, и тот хихикнул.
Но смеяться над хозяином дома было неприлично, и снова наступила тишина. Абдулла предложил совместно найти способ избавиться от ходжи.
— Надо его поставить в смешное положение, — неуверенно проговорил чайханщик Шараф. — Чтоб посмеялись над ним. Хватит ему издеваться над другими!
— Или сделать так, чтобы все увидели: знаменитый Насреддин ничего не понимает… Вот только в чем он ничего не понимает? — И сборщик налогов, богатырь Улымас вопросительно обвел глазами окружающих.
— Может, обокрасть ходжу? — запыхтел толстый судья. — Я освобожу из-под стражи нескольких воров и пошлю их обокрасть ходжу. Пусть захватят и осла и последний халат… Или еще лучше — обокрадут Пулата, у которого живет ходжа, а вещи подсунут в стойло к его ишаку. И все подумают, что ходжа — вор.
— Помните рассказ, как к ходже забрались воры? — спросил караван-сарайщик Нурибек. — Они не нашли ничего, кроме очень тяжелого сундука. Чтобы не уходить с пустыми руками, воры потащили сундук к себе в потайное место. А когда вскрыли его, то обнаружили…
— Золото? — не выдержал ростовщик Керим. — Или Драгоценности?
— Золотую посуду? — мечтательно произнес чайханщик Шараф.
— Откуда у этого нищего оборванца золото? — усмехнулся сборщик налогов Улымас.
— Так что же было в сундуке? — нетерпеливо спросил Абдулла.