Веселый Роджер – знамя вора
Шрифт:
– Ты им все сказал? – спросил Мэтью.
Сэм не раз беседовал с Мэтью и всегда поражался особенности его глаз менять цвет. Нечто подобное можно наблюдать у александрита: зеленый при дневном освещении, он становится красным при искусственном. Надо думать, что в первобытные времена подобное свойство камня связывали с гневом богов. Но что думать в таком случае о Мэтью, у которого при разговоре бледно-зеленый цвет глаз менялся на цвет океанических впадин? Даже у самого крепкого собеседника Мэтью по хребту проходил неприятный холодок, а что же тогда говорить об обыкновенном тщедушном сомалийце далеко не геройского облика.
– Да,
– Они уже отошли?
– Уже час назад, мистер. – Повернувшись в сторону моря, Сэм пытался рассмотреть уходящее судно. Но среди темно-синей воды оно выглядело всего-то невыразительным пятнышком, которое можно было принять за обыкновенную соринку. – Оно вон там, мистер, видите, около того…
Повернувшись, он вдруг увидел, что глаза собеседника вновь поменяли свой реверс: стали холодно-зелеными, каким бывает только коралловая отмель. И в этот же самый момент Сэм почувствовал, как нечто невероятно твердое вдруг вошло в его пупок и жарко обожгло кишечник.
Следовало запротестовать или хотя бы выкрикнуть, вытолкнуть из себя ужас, спиравший гортань, но он почувствовал, что его глотку пережало так, словно ее стиснули стальными обручами, и не хватало силенок, чтобы выкрикнуть проклятие.
Ноги вдруг неожиданно подкосились: Сэм свалился бы на изъеденную ржавчиной палубу, если бы Мэтью, не проявив осторожность, не подхватил его почти по-приятельски под ослабевшие руки.
– Что-то ты, братец, совсем расклеился, – произнес он участливо, упрятав финку в ножны. – Так ведь можно и лицо расшибить. Давай-ка мы с тобой пройдемся немного, не тащить ведь тебя на себе. А то ты, братец, так совсем разбалуешься. Вот так, понемногу, – повел он Сэма в носовую часть корабля.
– За что… мы же были приятели? – процедил Сэм, чувствуя, что с каждым пройденным шагом из него по каплям уходит жизнь; и что, возможно, она теперь продлится не более чем на полтора десятка шажков. Сэм осознавал, что он умрет прежде, чем окончательно скроется за горизонтом «Галия». – Как же все скверно вышло.
– Ах, ты об этом? – спросил бородач, как будто речь зашла о каком-то милом пустячке. – Понимаешь, братец, так было нужно. Наверняка тебя станут расспрашивать об этом судне. А ты возьмешь и сболтнешь того, чего другие знать не должны. А хозяину этого не нужно.
Большая Борода подвел его к открытому трюму на носовой части корабля, из глубины которого дохнуло сыростью и какой-то разложившейся гадостью. Впрочем, присутствовал еще один запах, который он не сумел распознать сразу, и только постояв у распахнутого черного зева, четко осознал, что так разить может только смерть.
Мэтью слегка подтолкнул его вперед, и Сэм, сделав последний шаг в своей жизни, подломился в коленях и рухнул в затопленный трюм. Прежде чем коснуться поверхности воды, он крепко ударился виском о металлическую балку. Сэм даже не почувствовал, как его тело, негромко плеснув, начало погружаться на дно. Пришла тьма, которая любовно окутала его с головы до ног.
Некоторое время Мэтью стоял у распахнутого трюма, как будто считал, что Сэм способен на подвиг и, преодолев толщу мутной воды, всплывет на поверхность. А когда счет пошел на минуты и стало ясно, что подобного геройства не предвидится, он довольно хмыкнул и с грохотом закрыл люк.
Глава 20
СМЕРТЕЛЬНЫЙ
31 АВГУСТА
Звонок из Москвы прозвучал в самый неподходящий момент, когда она была не одна. Но отмахнуться от назойливого трезвона было невозможно: со дня на день планировалось крупное перечисление, и Мартынов хотел знать, все ли подготовлено к этому.
Все же раннее утро было не самым подходящим временем для ночных разговоров. Стараясь не разбудить спящего Селима, Ангелина подняла трубку, осторожно вышла из спальни и прошла в гостиную.
– Слушаю, – негромко сказала она, посмотрев на дверь спальни.
– Как обстоят наши дела?
– Все складывается благоприятно. Деньги я сняла, как ты и говорил. Жду следующего транша.
– А где они сейчас находятся?
– У меня в квартире, как мы договорились. Большая часть – крупными купюрами.
– Ты никому не говорила о том, что собираешься снимать деньги?
– Ни одной живой душе. А потом – ведь это ненадолго. Мы же переоформим их на другой банк. Что-нибудь еще нужно?
– Есть еще акции. Есть чеки на предъявителя, там крупные суммы. Забери их!
– Хорошо. Делай, как считаешь нужным. Надеюсь, что ты не ошибаешься. Как твои дела?
– Наступают горячие времена. Вокруг меня идет какая-то нехорошая возня, и мне это очень не нравится. Счета могут заморозить... Так что это все-таки лучше, чем лишиться всего. Надеюсь, что ты одна? Об этом нашем маленьком секрете никто не должен знать.
В какой-то момент Ангелине показалось, что дверь скрипнула. Обернувшись, она посмотрела на спальную комнату, помешкав, подошла к двери. Осторожно приоткрыв ее, она заглянула в комнату. Селим лежал точно в таком же положении, в каком она его и оставила: на боку, согнув ноги в коленях. Так же неслышно она прикрыла дверь, вернувшись в гостиную.
С Селимом она познакомилась несколько месяцев назад. Скорее из любопытства, чем от желания весело провести время. Никогда прежде мужчины не бывали с ней столь обходительны и никогда не дарили ей цветов в таком огромном количестве. Несмотря на молодость, Селим был терпелив, мудр, почтителен, так что его осада не затянулась надолго: она сдалась на второй месяц их знакомства и привела его в свою небольшую квартиру на окраине Лондона, которую сняла полгода назад. Так что их роман перешел в надлежащую плоскость. Всего, что случается между мужчиной и женщиной, испытывающим друг к другу нежные чувства.
Правда, Селим был сомалиец, что накладывало отпечаток экзотики на их отношения, но уже через месяц их близости она перестала замечать даже темный цвет его кожи: для нее он был обыкновенным мужчиной, с которым приятно было проводить время.
Одиночество – вещь непростая; когда же любимый человек находится за тысячи километров, а ты не имеешь возможности даже прикоснуться к нему и почувствовать его горячее дыхание, то это очень тяжело. А потом – она имеет право на некоторые женские слабости. В конце концов, у них ведь нет никаких обоюдных обязательств, и еще неизвестно, с кем сам Герасим проводит свободное время, которое, надо думать, порой у него появляется. Еще стоит задуматься над такой вещью: это сейчас она нужна ему, а как сложатся их отношения в дальнейшем, когда он получит свои деньги? Может, просто вытрет об нее руки, как о грязную ветошь, и отправится своей дорогой?