Весеннее чудо для мажора

Гауф Юлия

Джульетта причмокнула, мол, а ты как думаешь?

— Ну идем, — я открыла дверь и, придерживая козочку за шею, повела ее во двор.

На улицу вряд ли рискну отпустить, иначе рискую стать посмешищем всей деревни, гоняясь за козой, и загоняя хулиганку обратно. А вот так по дворовой дорожке с козой прогуляться — почему нет?

— Подружку себе завела? — услышала я мужской голос, и мы с Джульеттой обернулись.

Ну конечно же это Андрей. Смотрит удивленно, стоит у калитки и пялится. А я в ответ также удивленно вглядываюсь в него — Булатов

не в привычном мне расхристанном виде, не в драных джинсах, а в костюме. Бог ты мой!

— Вау, Булатов. Ты что, деда откопал?

Думала, он съязвит в ответ, но парень, кажется, немного смутился.

— Совсем стремно, да?

— Непривычно, но тебе идет, — слова шли вперед моих мыслей, и я нещадно отругала себя за этот комплимент.

Мысленно. А еще укусила за щеку, чтобы думать, прежде чем говорить.

Андрей улыбнулся типичной наглой улыбкой, и вскинул голову.

— Знаю, я хорош, — кивнул он мне.

— Жених, — передразнила я, и ахнула: — Булатов, уж не окольцевала ли тебя та женщина, что гналась за тобой? На свадебку-то позовете?

— Чур меня, женщина! Не поминай лихо! — ужаснулся он. — Не, я в ментовку иду, практику организую себе.

— Так ты ж юрист.

— Вот и попрошу в участке практику, лучше уж в полиции подработаю, чем в душном офисе.

— Будешь с наручниками ходить, и с палочкой? — с интересом спросила я, представив Андрея в форме, с черной дубинкой, или, упаси Господь, с пистолетом.

Нет, такое представить сложно. Раздолбай-Андрей — и в полиции? Скорее, его можно представить по другую сторону решетки, куда он уже попадал на пару денечков, кстати.

— С палочкой? — он подошел поближе к калитке, и я не заметила, как тоже приблизилась к нему. — Наверное, выдадут. Кстати, кудрявая, ты слышала, что палочка сама выбирает волшебника?

— Угу, — кивнула я, все еще представляя Андрея в форме.

— Моя палочка уже выбрала, — указал он на меня, и расхохотался.

А я вдруг покраснела, поняв, о чем он говорит.

— Пошляк! Вот пристегнуть бы тебя наручниками, и научить, как нужно себя вести в приличном обществе.

— Наручниками? — продолжил он смеяться. — Лиза, не люблю такие игры, но ради тебя согласен попробовать. Хочешь побыть госпожой?

— Да иди ты! — топнула я ногой, развернулась, и направилась в дом.

— Приду, — крикнул мне вслед Андрей. — И дверь починю. Жди меня, и я вернусь.

Я шлепнула Джульетту по боку, та обиженно фыркнула, но пошла рядом — это не коза, а собака будто.

— Видишь, какой? — вздохнула я. — И так всегда. Не язык — помело.

В ответ я снова услышала фырчанье, и с подозрением взглянула в козьи глаза-бусинки, полные ехидства, будто говорящие мне, что не только Андрей здесь такой.

— Я — нормальная! А вот он…

Мой спор с козой прервал звонок телефона.

— Доча, — мама говорила радостно, и в то же время виновато, — мы едем к тебе.

— Привет, мам. Вы — это кто? — с подозрением переспросила я, хотя обрадовалась.

Недолго

я домашних не видела, но уже соскучилась. Хотя разозлиться бы тоже не помешало — договорились ведь, что ко мне не будут каждый день приезжать, как к несмышленышу.

— Успокойся, мелкие дома. А вот мы с твоим отцом и бабушкой будем у тебя через…

—… через сорок минут, — договорил папа за маму. — Жди, веснушка.

* * *

Я хотела встретить родителей серьезно, сдержанно, но вместо этого с визгом кинулась отцу на шею. Сама от себя не ожидала.

— Папа! — я рассмеялась, а он закружил меня.

— Всегда «папа». А мама — так, мимокрокодил? — проворчала мама, и я оторвалась от отца, чтобы расцеловать маму.

Какие они у меня красивые, любящие! Мне даже иногда совестно было перед одноклассниками — мы на переменах болтали, и приятели жаловались. На скандалы между родителями, на усталость матерей и отстраненность отцов — это и богатых семей касалось, и бедных. А у меня детство было безоблачным. Ни разу не слышала ругань родителей, хотя иногда замечала, что мама сердилась на папу — по укоряющему взгляду расшифровывала. Но это длилось пару часов. Подозреваю, ее иногда злили папины шутки, на которые он горазд.

— Ну, и зачем вы приехали? Так и продолжите опекать меня, будто я до сих пор лялька? — подбоченилась я, когда первая радость схлынула.

— Нужно же посмотреть, как ты устроилась, — спокойно произнесла бабушка. — Взрослая ты, взрослая, мы помним. Просто убедиться хотим, что живешь нормально. И вообще на обстановку. Не волнуйся, Лизонька, я этих двоих приструню — доставать тебя не будут.

— Твоя мать намеревалась тебе центнер продуктов везти. Еле уговорил, чтобы весь магазин не скупала, — прошептал папа мне на ухо.

Но мама услышала.

— А кто-то порывался Лизе названивать каждый час, и требовать смс-отчетов. Кто это был, не подскажешь ли, дорогой? — сузила мама глаза, глядя на отца.

— Так, — бабушка хлопнула в ладоши, — давайте-ка в дом!

Первой вошла бабушка, и я суетливо начала вспоминать — все ли убрала. Дверь в ванную сломана, с ней уже ничего не сделать, но остальные следы «преступления» я подчистила — козлика спрятала в шкаф, на него накидала постельного белья, быстро приготовила перекус и завернула бутылку вина в газету, чтобы семья не подумала, что я стала алкоголичкой.

— У меня все хорошо, — частила я, идя следом за своими родственниками. — Диплом пишу, кулинарю помаленьку, козой занимаюсь. Не зря уехала. Вы не переживайте, здесь спокойно, криминала нет.

— Вот осмотримся — и успокоимся, — отрезал отец. — А то сердце не на месте. Жила дома, на всем готовом, а тут собралась, да усвистала — и не в другой район, а к черту на рога.

— Осматривайтесь, — махнула я рукой. — Я пока чай поставлю.

Я поставила чайник, полезла за чашками, и услышала мамин хмык. Выразительный такой. Я бы сказала — душераздирающий.