Весеннее пробуждение
Шрифт:
– Мисс Ровена! – воскликнул Кэрнс таким голосом, словно увидел королеву, пробирающуюся крадучись мимо его кабинета.
Судя по выражению его лица, выглядела она намного хуже, чем думала. Ровена робко улыбнулась дворецкому.
– Добрый вечер, Кэрнс. Будьте любезны, попросите кого-нибудь из горничных приготовить ванну. И пусть сообщат леди Элейн, что я в своей комнате. Хочу удивить дядю и тетю, когда спущусь к ужину.
Дворецкий недовольно засопел:
– Очень хорошо, мисс. Прислать горничную, чтобы помогла вам одеться?
Ровена покачала головой:
– Мне
Он кивком указал на лестницу для слуг.
– Спасибо! – заговорщицки улыбнулась Ровена.
Она проскользнула по лестнице и осторожно высунула голову в коридор. Убедившись, что горизонт чист, Ровена торопливо зашагала к своей комнате. Там она со вздохом сняла мужские лакированные туфли, которые всегда надевала в полетах. Нажимать педали в них было намного удобнее, чем в привычной обуви на каблуках, которую она носила, а в балетных туфельках ноги на высоте быстро замерзали.
В дверь постучали, вошла незнакомая Ровене горничная с подносом:
– Мистер Кэрнс предположил, что вы захотите выпить чая, пока ожидаете ванну.
– Да, спасибо. Поставьте туда.
Ровена махнула рукой в сторону небольшого столика перед камином из белого мрамора и протянула горничной куртку.
– Что-нибудь еще, мисс?
– Нет, благодарю. Хотя постойте. Надо выстирать и выгладить мою одежду к завтрашнему вечеру.
Горничная кивнула и ушла готовить ванну. Ровена с отвращением стянула юбку с разрезом, которую не снимала уже двое суток. Тетя Шарлотта оборудовала ванные во всех семейных спальнях и нескольких гостевых комнатах. Саммерсет стал одним из первых загородных особняков, куда провели и электричество, и центральное отопление. Пусть тетя Шарлотта во многом придерживалась традиционных взглядов, комфорт она тоже ценила.
Ровена с наслаждением погрузилась в горячую воду. Как же ей хотелось понежиться подольше, но она знала, что уже опаздывает и спустится в гостиную позже всех.
– Тебе нравится играть на нервах, да, кузина? – донесся из комнаты голос Элейн. – Ты же знаешь, что мама и так вне себя, потому что Виктория не приедет на Рождество. Твое отсутствие могло стать последней каплей в чаше ее терпения.
Элейн появилась на пороге ванной с упертыми в бока руками. Она уже переоделась к ужину в черное платье с короткими кружевными рукавами, украшенное затейливыми завитушками и бусинами. В последнее время все поголовно предпочитали носить черное, и казалось, будто вся Англия в трауре.
– Ну, можно считать, что я еще не приехала. Нужно одеться и сделать прическу, а я с ног валюсь. Поможешь мне подобрать платье? Что-нибудь простенькое, без корсета.
– Да ты настоящая бунтарка! Сначала начала летать на аэропланах, а теперь отказываешься носить корсет. – Элейн подмигнула и вдруг широко распахнула глаза. – Боже правый! Что у тебя с плечом?
– С каким плечом?
Ровена оглядела себя и открыла рот. Бледную кожу плеча и предплечья украшал темно-фиолетовый синяк с довольно страшной на вид черной каймой. Она подвигала рукой и поморщилась.
– Ладно. Тогда подбери платье, которое это скроет. Не хочу рассказывать твоим родителям, что ударилась при аварийной посадке и провела ночь в чистом поле, без души вокруг.
Брови Элейн взлетели на лоб.
– У тебя потрясающе интересная жизнь, – пробормотала она и вышла из комнаты.
Ровена не могла не согласиться. И это куда лучше, чем безысходная тоска, мучившая ее почти весь прошлый год. По крайней мере, сейчас она делает что-то полезное.
Она закончила мыться, сполоснула волосы и выбралась из ванны. Наскоро вытерлась, завернула волосы в полотенце. Горничная затопила в комнате камин.
Элейн потрясла перед ее носом нижним бельем:
– Надеюсь, сорочку ты все же наденешь? Или собираешься натянуть платье на голое тело?
– Кто знает. И когда ты успела стать такой скромницей?
Элейн засмеялась:
– Я тщательно выбираю время и место для бунта, кузина. Проявляю неповиновение, только когда уверена, что мама меня не видит.
Ровена надела батистовое белье, а потом выбранное Элейн тонкое кружевное платье.
– Думаешь, она смотрит на твои панталоны?
Застегивая длинный ряд пуговиц у нее на спине, Элейн фыркнула.
– Не сомневаюсь. Горничные наверняка докладывают ей все подробности.
Ровена принялась быстро сушить полотенцем волосы.
– Ты серьезно? – спросила она.
– Конечно.
– Но зачем? Ты же никогда не давала ей повода сомневаться в тебе. – Ровена вывернула голову, чтобы разглядеть лицо кузины из-под волны волос.
Элейн улыбнулась, как показалось, с легкой горечью:
– В Швейцарии мне предоставили слишком много свободы. Мать так и не смогла с этим смириться.
Когда девушки, как могли, высушили темную массу волос Ровены, Элейн прошлась по ним щеткой и закрутила в простой овальный пучок на затылке.
– Вот так, – заявила она, оглядывая результат своих трудов. – А теперь пойдем, пока матушка не снарядила спасательный отряд.
– Твои родители уже знают, что я здесь? – спросила на ходу Ровена.
– Думаю, Кэрнс уже сообщил им.
Догадка Элейн подтвердилась, когда девушки вошли в гостиную. Тетя Шарлотта, вся в черном, напоминала залегшего в засаде паука.
– Будь осторожна, – с улыбкой прошептала Элейн. – Она весь день сегодня в плохом настроении. Никак не может примириться с мыслью, что придется встречать Рождество с наименее любимым из отпрысков.
– Ш-ш-ш, – шикнула Ровена и повернулась к комнате. – Тетя Шарлотта! Дядя Конрад! С Рождеством!
– Я уже начала сомневаться, что ты успеешь на праздник, дорогая.
В хорошо поставленном голосе тети слышался надлом. Ровена заметила, что постоянная тревога о сыне оставила на ее лбу новые морщины и складку у губ, которой не было раньше. Она поцеловала подставленную щеку с неожиданным приливом нежности. Неважно, что графиня порой относилась к окружающим с пугающим холодом, ни одна мать не заслуживала того, чтобы волноваться о сыне, воюющем в чужих краях.