Весеннее равноденствие
Шрифт:
— Поймите меня, Владимир Александрович…
— Меня бы кто понял? — с неожиданной грустинкой перебил Балихин. — Знаю, начнешь сейчас рассказывать про электронных мужичков, которые будут задаром пирога печь. Когда еще такое будет, а пироги нам сейчас требуются… Умеешь ты про электронное царство расписывать, будто сам в нем побывал.
— В мечтах побывал, Владимир Александрович… Это тоже немаловажное обстоятельство. Человек без мечты как птица без крыльев.
— И другие классические изречения есть. Например, про Манилова, который от дома собирался прорыть подземный ход, а через пруд поставить мост, а на мосту чтобы лавки,
— Но мы же запускаем сырые образцы в производство и на этом теряем миллионы… А тут будет возможность все отладить до винтика, довести до эталона.
— Станки нам нужны, а не эталоны, упрямая твоя башка…
Нажал кнопку и снова вызвал секретаршу.
— Наталья Петровна, возьмите, пожалуйста, у этого нахала копию докладной на имя министра, зарегистрируйте и положите в мою папку. Все равно он нам ее пришлет. Чего зря ему на почтовые расходы тратиться.
Поглядел на часы и встал, показывая, что время для разговора истекло и товарищу Готовцеву с его великими идеями пришла пора проваливать из кабинета. Если у товарища Готовцева имеется элементарнее соображение, то впредь с подобной чепухой лучше здесь ему не появляться.
Павел Станиславович сидел на стуле, натужно спрямив спину, и слушал рассказ Готовцева о визите в главк.
Веретенников любил строгость и порядок не только в работе, но и во всем остальном. Он никогда бы, например, не решился, как это делал его непосредственный начальник, явиться на работу в легкомысленной куртке и рубашке с распахнутым воротом и в странных современных туфлях с мягким верхом и неопределенными носами. Кажется, их называют «мокасины». Главный инженер, как всегда, был одет в строгий серый костюм и белоснежную рубашку с гладким синим галстуком. Мокасин и прочих легковесных штук обувной промышленности Павел Станиславович не признавал. Он носил черные, зеркально начищенные туфли. Неизменный фасон на четыре времени года.
Выслушав Андрея Алексеевича, Веретенников предпочел оставить без комментариев основную суть поданной на имя министра докладной. В больших вопросах поспешность суждений, а тем более категорических выводов, мало приносит пользы. В душе Павел Станиславович был восхищен смелостью замысла Готовцева, масштабом и широтой постановки вопроса. Подчинить ОКБ целый завод! Павел Станиславович о таком не решился бы и помыслить. Когда Андрей Алексеевич познакомил его с содержанием докладной, главному инженеру стало даже страшновато. Но испуга он не показал и не стал отговаривать своего начальника. Зачем было тратить силы, если Веретенников был убежден, что никакого толку из этой затеи не выйдет и никто завод ОКБ не передаст.
Любимый литературный герой Павла Станиславовича совершал много, на первый взгляд, невероятного, но в правдивости кое-каких его рассказов Веретенников все-таки сомневался. Например, не верил, что когда в ружье не оказалось кремня, находчивый барон ударил себя кулаком в глаз, из глаза посыпались искры и воспламенили заряд, и ружье выстрелило. Когда от удара в глаз сыплются искры, у человека просто остается здоровенный синяк или увесистая шишка.
Именно
Однако конкретные, сугубо практические частности, которые могли последовать за разговором в главке, встревожили Павла Станиславовича.
— Выходит, Габриелян не даст нам чертежи по смазке и гидравлике? Это, Андрей Алексеевич, очень осложнит текущую работу… Странный у тебя, товарищ начальник ОКБ, метод руководства — загонять самого себя и подчиненных в тесный угол… После заборской командировки естественно было ожидать, что Рубен Самсонович не останется в долгу.
— Страшная месть?
— Почему месть? Нормальные деловые отношения: я помогаю тебе — ты помогаешь мне. По логическому смыслу отношения всегда двусторонни.
— А я произвел одностороннее действие и тем самым нарушил сложившийся альянс?
— В какой-то степени… Теперь придется поправлять.
— Дело или отношения?
— Ты усматриваешь разницу между этими понятиями?
— Да, Павел Станиславович. Вспомни, сколько стоило нам трудов пробить вопрос, чтобы Габриелян поставлял в порядке кооперации чертежи по смазке и гидравлике для нашей новой станочной линии. Как мы теперь будем выкручиваться?
— Давайте потолкуем еще раз с Нателлой Константиновной.
— Разрешите, Андрей Алексеевич? — спросила, поздоровавшись, начальник группы, памятуя истину, что чем ближе между людьми отношения человеческие, тем строже они обязаны соблюдать деловую официальность. — Подпишите, пожалуйста.
Нателла пружинистым шагом подошла к столу и положила перед начальником ОКБ увесистую пачку чертежей.
— Опять досыл?
— Просили, Андрей Алексеевич, дополнительно по некоторым позициям.
— Знаем мы эти просьбы. Отчитаетесь за выполнение плана, а потом начинаете досылать, что не доделали.
— Могу показать запросы заказчика.
— И про запросы мы тоже проходили, Нателла Константиновна. Договариваетесь насчет запросов о досылке, чтобы начальство не придиралось… Ладно, разберусь… Оставьте письмо и чертежи и садитесь, пожалуйста. Мы с Павлом Станиславовичем толкуем о другой задачке. Суть ее состоит в том, что чертежей по гидравлике и смазке мы, судя по всему, от товарища Габриеляна можем и не получить.
— Я еще в Заборске подумала о таком варианте…
— Как быть? Ваша группа такую работу не вытянет.
— И по объему и по сложности, — добавил Веретенников, с удовольствием разглядывая ладную и статную Нателлу, расположившуюся в кресле напротив него с изящной, хорошо отрепетированной небрежностью, при которой то, что выпукло, становится еще приметнее, а то, чему полагается быть тонким, утоньшается в твоих глазах.
— Сами мы не справимся, — согласилась Нателла Константиновна и уточнила. — По объему, а не по сложности… Вы недооцениваете наши возможности, Павел Станиславович.