Весеннее жертвоприношение

Сандему Маргит

Но любовь идет своими путями. Она никогда не слушается разума.

— Она живет одна? — Спросил Нильс.

— Да. Но ее окружают верные слуги. Они вернулись в Элистранд — почти все, кто служил еще при ее родителях. Они относятся к ней, как к маленькой богине. Но все же она одинока!

— Ты говоришь, она под твоей опекой?

— Да.

Нильс задумался. Затем произнес:

— Полагаю это старая богатая тетя или что-нибудь в этом роде.

— Нет, вовсе нет. Я попросил тебя поехать со мной, надеясь, что

ты скрасишь ее одиночество. Она несколько необычна. Не думает ни об увеселениях, ни о выходах в общество. К раздражению многих, идет по жизни своим путем.

— В твоем голосе я слышу гордость за нее?

— Да. Она особенный человек.

«Моя Винга, — думал он. — Другой такой нет на свете».

— Она довольно откровенна, — предупредил он. — И не расчетлива. Иногда она может поступать весьма шокирующим образом.

— Это звучит обнадеживающе, — с улыбкой произнес Нильс голосом, в котором чувствовалось нетерпение.

Да, они похожи, Винга и он. Одного поля ягода.

Эта мысль угнетающее подействовала на Хейке.

Наступила последняя фаза зимы, мистическое время, когда что-то исчезает, что-то появляется. Период, когда в земле начинают действовать вулканические силы жизни, пока еще подавленные и связанные, ибо верхний слой еще скован холодом. Время, когда воздух вибрирует от ожидания, как будто должен последовать сигнал, подобный звуку труб судного дня, когда все вокруг мерцает и трепещет словно перед огромным и неизбежным насилием. Откуда пришли эти мысли, Хейке и предположить не мог. Видимо его настроение окрасило воображение в такие тона. Снег еще лежал, но уже серел и таял. Из-под ног пробивались островки желто-коричневой земли, черные полоски пашен. Приближалось время весеннего равноденствия.

Элистранд Хейке увидел еще издалека, когда они выехали на равнину Гростенсхольмского уезда. Сердце его словно рвалось к поместью Винги.

Оставалось только надеяться, что она дома. Но она редко куда-нибудь уходила.

«Одиночество… Почему я чувствую его пульс?» — думал он. В этом они с Вингой были похожи. Оба чувствовали себя безгранично одинокими.

Но вот они и приехали.

Винга встретила их в дверях дома, и Хейке показалось, что тело его закричало от мук, когда он снова увидел ее. Да, чувство счастья, которое пронзило все его существо, было мучительным?

На ней было рабочее платье. Она с удовольствием работала на скотном дворе и в конюшне, трудилась там, где считала для себя полезным. Была проворна и не путалась под ногами у работников поместья. Но почему левая рука у нее перевязана?

— Хейке, — восторженно воскликнула она. — Это ты! Я увидела экипаж на дороге и начала было браниться, не хотелось встречаться с кредиторами. Ох, дорогой мой, как приятно! Я между каждым твоим приездом успеваю вообразить, что ты забыл меня. Входи, входи!

Она отступила внутрь,

пропуская их в комнату.

— Ты привез с собой друга? — прощебетала она, когда ей был представлен Нильс. — Нет, только взгляните! Какой красивый юноша! В наше время таких редко встретишь. Добро пожаловать. Я на секунду оставлю вас. Пойду надену что-нибудь более соблазнительное.

— И вы подопечная Хейке? — воскликнул Нильс, не будучи в силах оторваться от ее руки. Он был настолько поражен, что даже стал заикаться, он, который всегда был довольно уверенным в себе молодым человеком. Но он быстро нашелся и заговорил в стиле Винги, глядя на нее:

— Хейке, будь я на твоем месте, я бы упрятал ее для себя.

— Именно так он и поступает, — легко парировала Винга. — Но иногда и навещает время от времени!

— Что у тебя с рукой? — спросил Хейке.

— Об этом мы можем поговорить позднее. Сейчас же я пойду распоряжусь, чтобы нам предложили что-нибудь хорошее. Праздничный обед! С вином!

У Хейке появилась ужаснувшая его мысль:

— Винга, ты много пьешь в своем одиночестве? Я имею в виду вино, пиво и другое.

— О, да, естественно, папочка! Водку во время завтрака, две бутылки вина за обедом и… Нет, ты прекрасно знаешь, что я не пью. Я не настолько глупа! Только неразумные люди губят свою жизнь вином.

— Нет, я подумал лишь о том, что у тебя нет тормозов. Все, чем ты занимаешься, ты делаешь, не соблюдая чувства меры!

— Хорошо, значит я умеренна без соблюдения чувства меры. Входите и садитесь. Я скоро приду, только наведу красоту.

Они уселись, как и в прошлый раз, у камина, но сейчас их было трое. Это была большая разница. Винга сейчас выглядела исключительно красивой. Молодые люди с трудом отводили от нее взгляды.

Туда, где они сидели, был подан шикарный обед.

— В такую погоду невольно тянешься к теплу камина, — сказала Винга. — Уф, боюсь прихода весеннего равноденствия. Нам надо до этого момента накопить достаточно тепла.

Она, конечно, представила себя голой там, на горе, куда им придется подняться. Однако Хейке не пожелал, чтобы она говорила об этом откровенно. Может быть не стоит раскрывать их планов?

Конечно нет, и она озарила его успокаивающей блистательной улыбкой.

Эта улыбка отозвалась сильной болью в его сердце.

Нильс и Винга мгновенно нашли общий язык. На душе у Хейке стало мрачно. Он сидел, слушал их оживленную беседу и чувствовал, как грусть, печаль и досада охватывают его, но не мог выдавить из себя ни одного слова. Казалось, что у него перехватило горло.

Винга изъявила желание показать Нильсу весь дом и все владения. На последнее у них даже не хватило времени, но комнаты они осмотрели все до одной, и Нильс выразил свое восхищение тем, с каким вкусом они были обставлены.