Весенние соблазны

Коллектив авторов

— С ума сойти, до чего красиво!

Он оторвался от созерцания явного свидетельства моего возбуждения и посмотрел мне в глаза. Внезапно оказалось, что во рту у меня пересохло, а сама я трясусь, словно лишенный вожделенной дозы наркоман, и едва ворочая языком, скриплю песком в голосе:

— Просто вода холодная.

— Я так и понял, — слишком торопливо согласился он. — Не двигайся.

Правая рука парня выпустила из своего плена мое левое запястье и ушла в сторону, чтобы подкорректировать температуру воды (хотя мне, откровенно говоря, и без того уже

давно было очень и очень жарко), а затем вернулась, скользнув кончиками пальцев под грудью. Так нежно и одновременно так жарко. С ума сойти! Я неосознанно прогнулась, мечтая о том, чтобы пальцы скользнули немного выше, уже почти готовая признать свое поражение. Давно готовая…

— Я же не велел тебе двигаться, — прохрипел Арсений у моего уха и, словно в наказание, прикусил мочку, от чего мои ноги немедленно стали ватными, а руки опустились на смуглые плечи.

— Прости, — просипела я и кашлянула в попытке вернуть голосу прежний тембр. Какое там! Я в следующий момент, по-моему, вообще лишилась голоса, потому что парень поднес мою руку к своему лицу и, закрыв глаза, поцеловал ладонь, голубую жилку на запястье, пощекотал языком кожу на локтевом сгибе. Подумать только, как много, оказывается, можно получить удовольствия, когда кто-то целует тебе руки… Нет, не кто-то. С какой-то самоубийственной ясностью я вдруг поняла: не кто-то, а именно он, только он.

— Арсений, — скорее выдохнула, чем произнесла, — Сеня…

Он поцеловал мое плечо, а затем снова заглянул в глаза, и столько в его взгляде было откровенного нетерпения, столько обнаженного желания и такого обжигающего ожидания, что я не выдержала и совершила вторую ошибку за вечер. Я набрала полную грудь воздуха, и безропотно повторила движение мужских губ напротив:

— Я так тебя хочу.

Он замер, словно не веря, наклонился, чтобы вслушаться в шепот, почти не слышимый за шумом воды:

— Пожалуйста.

— Оля! — он обхватил меня за талию, вжимая в себя, торопясь поделиться со мною своей страстной жаждой, поднимая над полом до тех пор, пока моя грудь не оказалась на уровне его рта.

— Хочу попробовать, — прохрипел Арсений, и теперь его дыхание показалось мне прохладным — настолько раскалилась моя кожа, — какая ты на вкус.

Он медленно облизал мой сосок, который своим окаменевшим видом буквально умолял об этой ласке, а затем нетерпеливо втянул его в рот, прижимая языком и хрипло постанывая от удовольствия.

— Везде, — мурлыкнул он, проводя языком по ложбинке между моими грудями, чертя дорожку ко второму соску, — везде.

Молочный пар в душевой вдруг стал густым, каждый вдох давался с трудом, легкие болезненно раздавались, втягивая влажный воздух и совершенно не насыщая кровь кислородом. Именно поэтому, наверное, темнеет в глазах. Поэтому голова идет кругом, поэтому, а не из-за того, что вытворяет с моей грудью этот бесстыдный рот.

Я совершенно покорена, я полностью открыта. Я буквально умоляю о каждой следующей ласке абсолютно любым движением своего тела. А Арсений вдруг останавливается, замирает, часто дыша и откинув голову назад. Я вижу

как вздрагивает его горло и неосознанно тянусь губами к его шее.

— Тоже хочу, — хриплю я, — попробовать.

И языком — снизу вверх — до мочки уха, с каким-то садистским наслаждением прислушиваясь к хриплому рыку, следующему за движением моих губ.

Руки с моей талии скользят на бедра и сжимают, снова приподнимая, раскрывая, заставляя обхватить торс ногами. И я выдыхаю долго и протяжно, остро наслаждаясь новым ощущением.

— Это… — не голос, хрип, пытающийся выразить словами невозможное.

— Охренеть, — грубовато рычит Северов, видимо, как и я, утратив возможность подбирать слова и складывать их в предложения.

Он поднимает меня выше, и мое тело, тесно прижавшись к его, скользит вверх по влажной коже.

— Охренеть, до чего хорошо, — выдыхает мне в рот и, наконец, целует.

Я впиваюсь пальцами в его плечи, я ногами крепко сжимаю его талию, мне хочется раствориться в нем, вирусом проникнуть под смуглую кожу и остаться там навсегда, потому что жизнь без него — это пытка, пытка, лишающая дыхания.

Я дрожу, пытаясь перехватить инициативу в поцелуе, я повторяю каждое движение языка. Я хочу. Я так хочу тебя. Только тебя. Навсегда.

— Моя… — руки сжимают ягодицы, наверняка оставляя на них след, но мне все равно, я вскрикиваю от наслаждения, которое тесно граничит с болью. И я не знаю, чего я хочу больше — продлить это странное чувство или шагнуть дальше, оставляя его за собой.

— Моя, — повторяет Арсений.

— Твоя, — безмолвно соглашаюсь я, не понимая, куда вдруг исчез жаркий рот.

— Твоя, — испуганно повторяю, все еще не веря в происходящее.

— Только твоя! — кричу, раненым зверем, но реальность уже выдирает меня из моего сна, как всегда, грубо и жестко.

Душевая, наполненная паром, исчезла, а Северов растворился без следа. Есть только я, только моя спальня в Пансионе. Только боль неудовлетворенного желания и неутешительная в своей очевидной безысходности мысль: он нужен мне, как воздух, мой Арсений Северов.

Алина Лис

НАКАЖИ МЕНЯ!

— Может, вот эту шляпку?

— Ага. Безусловно. Шляпка — то, что надо. Именно! — говорит он, не отрывая взгляда от парящего в воздухе светящегося шара, заполненного жидким зеленым огнем. Повинуясь движениям его пальцев, шарик медленно съеживается вослепительную светящуюся точку.

— Ты не смотришь!

— Я и так знаю, что у сеньориты безупречный вкус.

Из точки проклевывается тонкий росток. Вздрагивая, точно живой, тянется вверх, раскрывая тонкие листочки. Фантом мигает, меняет окрас на ярко-оранжевый и на вершине стебля расцветает бутон.

— Как я выгляжу?

— Ослепительно, как всегда.

В центре цветка угадывается фигурка крохотной обнаженной женщины с тонкими стрекозиными крылышками за спиной.

— Элвин!

— Мммм?

— Ну, посмотри же на меня!