Весенние соблазны
Шрифт:
Мягкой походкой хищника Элвин подходит ближе, на ходу разминая пальцы.
— Исчезни! — слово звучит как плевок.
Риэну не нужно повторять дважды.
Он покидает террасу неслышно, словно и впрямь в роду с фэйри, оставляя «богиню" расхлебывать последствия собственной глупости.
— Развлекаешься? — свистящим от ярости шепотом спрашивает Элвин.
Мне все же удалось вызвать его ревность. Как и хотелось.
Отчего-то я совсем не рада такому повороту. Одно дело мечтать, представляя,
— Немного. Ты злишься?
— Нет, я просто счастлив, — и тоном, не допускающим возражений. — Собирайся, уезжаем.
Хорошо, что Элвин предпочитает ездить верхом. Полчаса в карете в одиночестве дают мне время собраться с мыслями, оценить ситуацию. И признать печальный факт: я сделала глупость.
Додумалась: флиртовать с братом мужа! Да еще на официальном приеме во дворце княгини. Красивых слов захотелось? От кого? Закоренелого бабника, который расписывает свои победы в мерзких книжонках?!
Или хуже того — ревности. Не я ли требовала от своего мужчины свободы и доверия?
Как же стыдно…
Я собираюсь сказать об этом, стоит нам переступить порог дома, но Элвин не дает мне сделать этого:
— Позже. Иди спать, Фран.
…глаза у него светлеют, становятся почти прозрачными, а лицо каменеет в маске ярости. Я вглядываюсь и не вижу за ней человека, которого люблю. Его нет, ушел, занят.
Складка меж бровей становится глубокой, кулаки и челюсть сжаты. Злится.
Даже не злится. В бешенстве.
Так бывает всегда, когда его тень берет слишком много власти. Зовет крушить, ломать, убивать. И все силы души направлены на то, чтобы не дать воли одержимой инстинктами бестии.
Больше всего Элвин боится утратить самоконтроль и натворить дел.
Надо бы уйти. Оставить его сражаться со своей тварью, не лезть под выстрелы. Я немного побаиваюсь, когда он такой. Но чувство вины и желание все исправить толкают под руку.
— Нет, сейчас. Я знаю, как это могло смотреться со стороны. Но поверь: ничего не было. И быть не могло.
И тут он взрывается:
— Какого гриска, Фран?! Нашла, с кем обжиматься в уголочке! С Риэном?! А приди я чуть позже, ты бы уже и ноги раздвинула?!
Лучше бы он меня ударил.
Он и так ударил. Словом можно высечь больнее, чем плетью, мне ли не знать этого.
Только не разреветься! Только не плакать!
Сглатываю неуместные жалкие слезы. И говорю с холодной насмешкой:
— От Риэна я сегодня услышала десятки прекрасных комплиментов, а от тебя — оскорбление…
— Конечно, он же во всем лучше меня.
— Возможно, мне и впрямь стоило быть с ним поласковей.
— Давай, беги. Вдруг он
Отворачиваюсь к двери. Невыносима мысль оставаться здесь после случившейся ссоры. Ходить по комнате, накручивая себя. А как после спать в одной постели?! Почему у нас одна спальня на двоих? Почему раньше это никогда не было проблемой?!
Он ловит меня у двери. Сгребает в объятия, удерживает, притиснув к стене, молча пережидая мои вопли «Пусти!" и удары кулаками. Бесполезные, слабые удары — женщине никогда не совладать с мужчиной.
— Мне больно! — это ложь. Я просто пытаюсь заставить его разжать руки. Хочу сбежать, уйти, оставить его здесь — и пусть злится в одиночестве, как и собирался.
Хочу сбежать. И хочу, чтобы он не дал мне сбежать. Чтобы задержал, остановил, показал, как я ему дорога.
— Прости, — выдыхает он мне на ухо. — Я не должен был говорить такого. Не уходи. Пожалуйста!
И злость, которая не давала слезам прорваться наружу, исчезает.
Я всхлипываю, а он гладит меня по голове. По-прежнему удерживая в объятиях, хватка у него стальная — не вырваться.
…да я и не хочу вырываться.
Тень отступила. Спряталась, скрылась, уползла в норы души. Остался только человек, которого я люблю. И я не хочу бежать от него в ночь, подняв свою обиду, как знамя. Не хочу возвращаться во дворец княгини. Не хочу, чтобы хоть кто-то знал о нашей ссоре.
— Ты тоже прости, — шепчу я, уткнувшись в его шею. — Мне не стоило флиртовать с Риэном.
Муж вздыхает:
— Это уж точно. Нашла ухажера! Этот парень любит все, что шевелится. Ты хоть знаешь, что на Эмайн Аблах не осталось ни одной не осчастливленной им девы?
— Про тебя говорят то же самое.
— Гриска с два! Я всегда был разборчив, — он снова заводится при воспоминании о сцене на террасе. — Радость моя, я понимаю, что тебе нравится кружить головы, но будь добра, выбирай объект для своих чар тщательнее. Или сеньорите так хочется, чтобы братец увековечил это рандеву в очередной писульке?
Я — героиня скабрезного романчика?!
Эта мысль приводит в ужас.
— Ничего не было!
— У Риэна богатая фантазия.
— Но почему?! Он же знает, что я — твоя жена.
Он улыбается грустно и чуть устало, целует меня в висок.
— Потому же, почему ты с ним обнималась. Азарт и нежелание думать. Раньше мы частенько ухлестывали за одними и теми же девушками. Иногда на спор.
— Прости. Это было очень глупо. И… мне стыдно, правда. Ну, не злись. Пожалуйста!
Снова вздыхает:
— Я не злюсь. Не на тебя.
— Не будешь устраивать сцену ревности и крушить мебель?
Теплая улыбка. Настоящая. Больше всего я люблю его таким — открытым, близким, чуть уязвимым. Моим!