Весенний шум
Шрифт:
Степан Федорович слушал ее, хитро прищурясь. Он видел, что дочка «крутит», умалчивает о чем-то, чего-то недоговаривает. Он спросил прямо:
— А вы не собираетесь пожениться?
— Папа, я прошу оставить эту тему, я прошу тебя вполне серьезно, — ответила Лида. — Неужели тебе непременно нужно, чтобы я срочно вышла замуж?
— Для меня, пожалуй, никакой срочности в этом нет, — ответил отец, не снимая с лица улыбки. — Не знаю, как для тебя…
— Для меня тем более, — резко ответила Лида, как будто подозрение отца бросало на нее какую-то тень. — Я прошу прописать
Если бы речь шла не об Иване Сошникове, отец говорил бы с дочкой, наверное, по-другому. Но он немножко знал своего ребенка, и он разрешил.
Конечно, дальше все стало проще и понятней. Через два месяца они поженились, а еще через год Степан Федорович стал дедушкой. Лида была счастлива, но семейная жизнь сказалась на ее деловых успехах: ее оставляли в аспирантуре, а она отказалась от этого, потому что забота о малыше и обязанности жены заняли все ее время. Маша уговаривала ее попытаться, профессора дали ей такие замечательные отзывы! Лида не попыталась. Материнство потребовало ее всю, без остатка.
Однажды Ивана послали в командировку в Среднюю Азию, на расследование какого-то сложного дела. Лида была беременна вторым ребенком. Иван отсутствовал долго, месяца три, и она стала нервничать, как он там, почему не едет. К тому же до рождения малыша оставалось не так уж много времени.
Иван писал редко и скупо. Ему трудно было писать, да и почерк был некрасивый, угловатый, колючий, совсем не соответствовавший его твердому, волевому характеру. О деле, которое было ему поручено, он не распространялся вовсе, чувства свои описывать не умел, и поэтому письма его казались Лиде слишком сухими и скупыми.
Каково же было удивление Лиды, когда после длительного молчания Иван прислал письмо… из Москвы. О том, почему он очутился в Москве, он, разумеется, не распространялся, только дал Лиде понять, что наткнулся на какие-то материалы, которые невозможно распутать как следует без консультации с Центральным Комитетом партии. О том, когда он намерен вернуться домой, Иван умалчивал.
Маша заходила к подруге, которая внезапно оказалась в разлуке с мужем так же, как вот теперь Маша. Но если Маша не высказывала никакой тревоги по поводу отсутствия мужа и терпеливо отсчитывала дни, оставшиеся до его возвращения, то Лида вела себя иначе. Несмотря на всю серьезность профессии Ивана, Лида жестоко страдала от ревности и очень волновалась по поводу его задержки.
Иван приехал и сообщил, что, разбирая порученное ему дело, он обнаружил со стороны местного блюстителя законов — городского прокурора такие нарушения законности, что оставить все это без последствий не мог. Сейчас все закончено, работала специальная комиссия ЦК, атмосфера там очистилась. Все было бы хорошо и просто, но дело повернулось так, что его самого, его, Ивана Сошникова, назначили прокурором этого города.
С этим назначением Иван приобретал большую самостоятельность, хотя и терял отличные бытовые условия жизни в Ленинграде. Лида не успела хорошенько упрекнуть его за то, что он согласился ехать, не посоветовавшись с ней, — Иван объяснил, что отказываться было невозможно. Единственное, о чем он попросил,
Последняя Машина встреча с Лидой была не очень веселой. Лида решила ехать. Она не пошла в аспирантуру, она поняла, что на ближайшие два-три года дети привяжут ее к дому. Лида смотрела на вещи трезво — она не имела выбора.
Маша не очень-то спорила с подругой, чтобы не обидеть ее, но в душе оплакивала Лиду. Ей казалось, что сама она поступила бы не так, сама она сохранила бы за собой свою работу, свое любимое дело. Для нее это дело было любимым, — может, для Лиды это было не так? Но стоило вспомнить Лидины доклады на конференциях, как сомнение исчезало, — Лида Медведева была умница, она мыслила самостоятельно и своеобразно. Однако женская судьба, вековая традиция оказались сильнее.
Они уехали с двумя маленькими детьми, уехали в глушь, в дальние края, где многое было похуже, чем в Ленинграде, — и питание, и врачи, и жилье. Но отпустить Ивана одного хотя бы на год Лида не могла.
Письма ее Маше были жизнерадостными. Теперь она стала хозяйкой и главным лицом в доме. В этом было что-то лестное, приятное, — Лида оказалась боевой и энергичной хозяйкой, добилась приличной квартиры, при которой был садик и крохотный огород, и вскоре наладила жизнь довольно недурно. И только одного она не добилась, — пойти работать по специальности все еще не удавалось.
Уже ударили морозы, на набережных Невы и Фонтанки уже стояли грузовики, сбрасывая снег за решетку, а Кости все еще не было. Движение времени безостановочно. В день, когда выпал первый в эту зиму снег, Маша услышала на улице веселый смех молодежи и слова, восхищенные слова: «Девочки, первый снег!» Первый… Сколько раз падал он уже, и всякий раз это был первый снег. И сейчас, когда в безотчетное чувство ворвалось размышление, и сейчас еще, все равно, Маша засмеялась от радости и подхватила с каменного парапета набережной на ладонь горсть пушистых невесомых кристаллов первого снега. Жизнь по-прежнему была удивительна и прекрасна.
Он приехал к самому, ну к самому-самому Новому году. Из телеграммы Маша уже знала, что он выехал, давно выехал, но ведь живем мы не в государстве Люксембург, и даже не во Франции, — там все близко, там, наверно, никто не опаздывает! А наша Родина так велика, так пространна, что самый быстроходный экспресс пересекает ее неделями. А на таком длинном пути, да еще зимой, каких только задержек не встретишь! Поезд задерживали снегопады, и Костя давно уже пожалел, что не рискнул полететь самолетом.
Наступило тридцать первое декабря, а его всё не было. Руки опускались, — зачем печь пироги и запекать в духовке добрый кусок свинины с чесноком и перцем, зачем украшать салат узорами и фантастическими орнаментами из вареных яиц и красных кусочков крабов, если Кости на Новый год не будет? Тихая встреча Нового года в кругу родительской семьи хороша в ранней юности, пока мы еще одиноки. А прожив четверть века и приобретя милого друга, тяжело встречать эту полночь одной или одному.
Сегодня она была занята в музее недолго, провела две экскурсии, посидела в библиотеке и уехала домой.