Весенний Волк

Эд Рэд Бонд

– Это - Тваря. Валентин Тагов, я тебе рассказывал. Погоняло ему стрёмное дали, потому что он вместо "л" - "р" говорит. Заикнулся, когда себя называл, а одноклассники давай над ним потешаться! Почти жизнь ему сломали, подлюги! Ну, он привык уже и не обижается. Ты, Босс, не смотри, что он мелкий! Зато он шустрый, стойкий в драке и верный друг!

Я пожал тощему мелкому пареньку руку. Чистый. И глаза и сердце. Не подонок. Ни крови ни злодейств на нём. вообще. Видимо, "гоповать" у пацанов не выходит.

– А это Тузик Грелкин, второй мой друган, -

представил Оскар парня, который был чуть выше его. Каштановые волосы, приятное лицо, умный взгляд.
– На самом деле он - Гриша Ёлкин. Тоже переврали имя и фамилию: Гр-Елкин. Он у нас актёр. Почти. Мать у него в "ТЮЗ" работает. Он там с детства ошивается. Все спектакли видел. Даже сам иногда участвует. В массовке или там, на небольших ролях в эпизодах.

Пожал руку и ему. Нормальный парень. Даже непонятно, зачем ему Оскар и Тваря.

– А ты сам?
– спросил я Оскара.

Оскар засмущался.
– Я, это ... Ладно. Олег меня зовут. Весёлкин. Но я обычно всем говорю, что я - "Олег Скаров", "Оскар". Но пацаны знают, как на самом деле. Всё это из-за моего языка. И синдрома Галкина-Макаревича. Я что ни скажу, а люди обижаются. И "Оскар" - это не от имени и фамилии, а сокращение от слова "оскарбление".

– Но там же, вроде через "о"?
– спросил я. Оскар ещё сильнее засмущался и развёл руками: - Ну так... А! Босс! А тебя то как зовут?

– Авель Аверьянов, - ответил я ухмыляясь: - Но это не точно. Потерял память. Кто я такой и как меня звать - ещё предстоит выяснить. Потому я и в больнице.

– Амнезия?
– спросил Тузик. Не очень-то он мне и поверил.
–

Типа того, - ответил я ему таким же взглядом: - Говорят, меня похитили, неделю где-то держали, что-то тяжёлое заставляли делать. Может, шахту кайлом долбить. Это пока не выяснили. Не кормили и почти не давали воды.

Известно немного: я каким-то чудом сбежал, добыл велосипед. А меня на велосипеде, прямо на горной дороге, сбил автомобиль. В общем, улетел я в пропасть и должен был убиться. Но повезло: упал на ветви больших деревьев и падал с одной на другую. И упал не на камни, а на сырую землю и листву. Там меня и нашли спасатели. На вертолёте в город, а потом - в эту больницу. Из прежней жизни ничего не помню, но хоть жив остался.

– Хрена-се!
– присвистнул Оскар. Его мой рассказ впечатлил. Тваря смотрел на меня в восхищении. Моей живучестью. Тузик мне не сильно поверил.

Я улыбнулся.
– Об этом в новостях было. И про меня в трёх местных газетах писали. В статьях моё фото есть. Я, конечно, за время в больнице почти восстановился и слегка отъелся, но узнать меня на фото можно.

Тузик Грелкин смотрел на меня и не знал, что сказать. Явно, проверит. И фото посмотрит. Я там или не я. Нормальный парень. Явно не хочет, чтобы Оскар с каким-нибудь "аферистом" задружил.

– О, вся молодёжь собралась!
– раздался бодрый голос. К нам (я сказал "к нам"?) направлялся довольный Ерофеич.

– Дядя Миша, как сам?
– озабоченно спросил Оскар.

–

Та нормально!
– "почти-дед" был бодр, весел и лыбился аккуратными "фарфоровыми зубами". Не "лошадиными", как у некоторых. Не жёлтыми, не ослепительно белыми. Цвет, близкий к натуральному. Выбрит, благоухает "Огуречным

рассоло

лосьоном".

– Дед, медсестёр и пациентов полиция на улицу не выпускает, а ты как выбрался?
– поинтересовался Оскар.

– Та, меня ж все знают, - отмахнулся Михаил Батькович, - сказал парням в форме, что мне назначено по часу перед едой воздухом свежим дышать. Поржали и пропустили.

– Дядя Миша, знаешь подробности?
– спросил Тузик: - В городе только слухи, во всех больницах проверки идут, никого не пускают.

– Да тут такая хрень творилась, что просто не поверишь, - подумав, сказал Ерофеич: - Секта какая-то напала. Вроде демонам поклоняются. И наши бойцы их в катакомбах резко потрепали, да-а. А они очухались и решили отомстить. Узнали, куда бойцов раненных на лечение распределили, и пришли их добить. Ночью. По всему городу.

Только здесь у них ничего не вышло. Паренёк один из спецназа, пацан совсем, ранение ноги, гранатами ослепительные сектантов закидал и начал их бить, пока не очухались. Говорят, трупов десять в мешках потом вынесли. Этот боец их убил, защищая товарищей. Дрался, пока сознание от боли не потерял.

– Жив хоть?
– спросил Тузик.

– Да, - дядя Миша глянул куда-то в сторону горизонта задумчиво: - Жив. Сам видел: в кресле каталке его до машины повезли. Раненная нога то не ходит, лечить её будут в госпитале. Где обычно генералов лечат. А как иначе? Заслужил!

2. Оскора-носный синдром...

Заметил тут Авель один забавный момент: в тревожной обстановке и "дядя Миша / Ерофеич" и "Олег Весёлкин / Оскар" вполне способны адекватно разговаривать, а не "нести всякую пургу, ссылаясь на синдромы". Могут себя контролировать. Когда хотят.

Сами не заметили, как все уселись на лавочку. Благо, Авель тощий, Тваря - мелкий, Ерофеич - небольшой. Поэтому и для Грелкина места хватило.

– Ну что, молодёжь, как жить-то дальше будем?
– посмурнел Ерофеич: - Тут у нас, считай, война! Даже в 90-е столько трупов за один день не было! С одной нашей второй больницы. А тут по всем такая история. И сколько этих "бесов" ещё прячется и козни строит, никто не знает.

– А что мы можем?
– зло сплюнул Тузик Грелкин: - Мы - простые парни из рабочих районов. А тут о предательстве речь идёт! Мне брат двоюродный рассказал, а ему его одноклассник, который в полиции работает, что большую часть задержанных в подземелье через несколько часов выпустили! А раненных сектантов в "платные палаты" по больницам разместили! А наших, ими раненных, чуть не в больничных коридорах!

– Это да, - подтвердил Ерофеич: - Этот паренёк, спецназовец, разом четыре "платных палаты" и "освободил"!