Весенняя коллекция
Шрифт:
– У вас на все готов ответ, – сказал Некер. – А как же дети?
– Что – дети?
– Вы ведь захотите иметь детей, правда?
– Со временем – конечно. Не такую кучу, как у Чарли Чаплина и Уны О’Нилл, но хотя бы парочку.
– И что у них будет за жизнь?
– Та, которую мы сможем им обеспечить, здесь ничего нельзя гарантировать. Если… если, конечно, вам не противна мысль о детях.
– Откуда я знаю? Моей единственной дочери тридцать четыре года, а увидел я ее впервые только вчера.
– Тогда оставим на время эту проблему. Зачем беспокоиться
– Джордан, у вас просто удивительная способность отметать действительность.
– Вы так говорите потому, что я не поднимала вопроса о расовых различиях?
– Что?
– О расовых различиях, – повторила она твердо.
– Господи… ваши родители… Я не только слишком стар, я еще и другой расы.
– Думаете, проблема в этом?
– А в чем еще? – спросил он озадаченно.
– Когда хотите, вы можете отметать действительность не хуже, чем я, Жак. Если вы об этом не думаете, значит, проблемы расовых различий просто нет. Мои родители смогут вас оценить… со временем… если вы, конечно, не станете звать моего отца «папочкой». Я сейчас ухожу. Обещайте, что обдумаете все, о чем мы с вами говорили. Больше я ни о чем не прошу. Подумайте об этом сегодня вечером. И помните, вы так и не смогли сказать, что не любите меня, а это – единственное, что важно.
Джордан быстро встала и вышла из бара, и все вокруг словно потускнело.
28
Не успел наш «Боинг», принадлежащий «ГН», подняться в воздух, я тут же погрузилась в свои обычные самолетные мысли.
Неужели мы улетали из Нью-Йорка всего две недели назад? Я даже на пальцах пересчитала дни, потому что тот перелет, большую часть которого я провела, отвечая на вопросы Мод Каллендер, был, по-моему, в прошлой эре. Или в другом мире.
Эти две с лишним недели показались мне затянутым эпизодом из шоу типа «Корабль любви». Я несколько раз видела его по телевизору, когда выбор стоял между бездумным развлечением и тоскливыми мыслями. В начале часа встречается некая группа незнакомцев, а к концу шоу они все находят себе пару. Кажется, жизнь теперь копирует не искусство, а ТВ, только наш сюжет развивался не так гладко.
Интересно, а бывали ли на «Корабле любви» люди, которые сходили в каком-нибудь порту и больше не возвращались на борт? Именно это случилось с Тинкер. Вчера днем она пришла в отель и сказала нам с Джастин, что остается в Париже. Может быть, маловероятно, но все же некоторым людям полезно проэкспериментировать с наркотиками, это иногда действует как электрошок, который применяют в психиатрических больницах. Во всяком случае, после «Богини» Тинкер говорит, что «будто вчера родилась».
Тинкер, счастливая и успокоившаяся, сказала нам, что не знает, вернется ли она когда-нибудь к работе манекенщицы, но если да, то уже не в поисках себя, а исключительно
– Больше не хочу себе ничего доказывать, – сказала она. – Конкурс красоты, конкурс на лучшую дочку, конкурс на лучшую манекенщицу, конкурс Ломбарди – хватит с меня! Вы обе, наверное, думаете, что я говорю это, потому что не выиграла, но, поверьте, прошлой ночью во мне что-то щелкнуло, у меня с души как камень свалился, камень, о существовании которого я и не подозревала. Может, и хорошо, что я шлепнулась на подиуме на глазах у всех.
– И что же ты собираешься делать? – спросила Джастин.
– Останусь здесь, сниму себе квартирку или буду жить в недорогом отеле. Я люблю Тома, но жить с ним… нет, сейчас, пожалуй, не хочу. Я к нему очень привязалась, потому что он был мне просто необходим. Том замечательный, но я не готова посвятить себя домашнему хозяйству. И в Париж я приехала не для того, чтобы сидеть с ним рядом и смотреть, как он работает, да и не думаю, что ему это надо. И еще одно… Может, вы и не заметили, но он такой собственник. Может, у меня что-нибудь выйдет, может, нет, но мне нужно выяснить, что мне самой от себя надо, я не хочу быть тем, чего ждут от меня другие. Даже Том, вернее, особенно Том.
Тинкер говорила слишком по-взрослому.
– Я получила сто тысяч долларов минус ваши комиссионные за то, что участвовала в показе, вернее, за то, что на нем провалилась, и, если я буду жить, как собираюсь, мне их хватит надолго. Я хочу читать, ходить по музеям, может, выучу французский… Я так мало всего знаю! Мне надо выяснить, что во мне, помимо моей внешности, есть интересного.
Мы с Джастин переглянулись. Нам обеим стало ясно, что не нужно рассказывать Тинкер, что в Нью-Йорке ее все ждут с нетерпением. Джастин сказала только одно:
– Помни, пожалуйста, Тинкер: если тебе будет плохо, если все надоест, если тебе будут нужны деньги, тебе достаточно будет позвонить мне, и я тут же найду для тебя работу. Тебе не надо сейчас принимать окончательного решения. Ты еще так молода. Кто знает, может, ты захочешь поступить в университет – перед тобой море возможностей.
– Вот именно поэтому я сейчас и не собираюсь ничем заниматься, – сказала Тинкер и так улыбнулась, что мы снова с восторгом подумали, как на многое она способна. И тут вдруг я поняла, что лицо ее потеряло свои хамелеоньи свойства. Это был уже не тот чистый холст, на котором можно изобразить что угодно.
Кем бы ни была Тинкер Осборн, она – личность, и личность, за чьим развитием следить интересно.
Так что, по крайней мере сейчас, Тинкер с нами нет. Но Эйприл с нами. Из Нью-Йорка она уезжала никому не известной спящей миннесотской красавицей, а теперь она возвращается победительницей, блондинкой с самой оригинальной и неповторимой внешностью, и рядом с ней даже Эль, Клаудиа или Карен кажутся всего лишь устаревшими моделями. Да, мужчины всегда будут западать на не правдоподобно красивых блондинок, амазонок с волосами до пояса, но новый имидж Эйприл будет интриговать всех – и мужчин, и женщин.