Весенняя лихорадка
Шрифт:
— Конечно.
— Так вот, если не ошибаюсь, я мог бы быть членом этого общества. Во всяком случае, мог бы быть «сыном революции» [18] . Иногда это приятно сознавать, но сейчас я это говорю к тому, что я почти американец, черт возьми, значит, мои братья и сестры тоже, и все-таки мы не американцы. Мы Мики, неспособные ассимилироваться Мики. Мы, то есть мои предки, жили здесь еще до войны за независимость и представляем собой идеальный гангстерский тип! Во всяком случае, это ваше, стопроцентных американцев, представление об идеальном гангстерском типе, и, возможно, вы правы. Да, правы. Первыми настоящими гангстерами в этой стране были ирландцы.
18
«Сыны американской революции» — патриотическая организация потомков участников войны за независимость. Основана в 1889 г.
19
«Молли Магуайере» — тайное общество пенсильванских шахтеров ирландского происхождения, боровшихся за более высокую заработную плату, часто насильственными методами, включая террор (XIX век).
— Да. Думаю, что да.
— Хорошо. Позволь мне сказать кое-что еще. Я демонстрирую социологический факт, подтверждаю социологический факт, по крайней мере в одном отношении. Полагаю, я мог бы идти по Центральному вокзалу, когда туда приезжает президент Гувер, и ребята из секретной службы не схватили бы меня, едва завидев, как врага общества. Вот почему я одеваюсь так, и, кстати, предпочитаю эту одежду бродвейской и бэббитовской [20] . Притом у меня приличные манеры, потому что моя мать была светской женщиной, манеры были важны для нее, для отца тоже — в странном смысле, но в том возрасте, когда я учился манерам, влияние матери на меня было сильнее отцовского, поэтому мои манеры — целиком ее заслуга. Сдержанные манеры.
20
Джордж Бэббит в одноименном романе Синклера Льюиса — духовно убогий обыватель, одержимый стремлением к материальному успеху и солидному положению в обществе.
Знаешь, выпускники Йеля часто принимают меня за йельца. Это доставляет легкое удовольствие, потому что Йель нравится мне больше всех прочих колледжей. К сожалению, этому существует еще одно объяснение. В Йеле в двадцатых годах был похожий на меня футболист, и его фамилия несколько созвучна с моей. Это не важно.
— Да, только противоречит твоим словам о врагах общества, о твоей семье. Невозможно походить на гангстера и быть типичным йельцем.
— Это верно. У меня есть на это ответ. Дай подумать. А, да. Люди, принимающие меня за йельца, не особенно внимательны к окружающим. Я не выдумал это как остроумный ответ. Это правда. Собственно говоря, мне сейчас пришло в голову кое-что странное.
— Что же?
— Большинство людей, принимающих меня за йельца, учились в Принстоне.
— Оставь, — сказала Изабелла. — Ты только что говорил…
— Да-да. Знаю. В общем, это не важно, и я только запутываю суть. Я начал объяснять, почему говорил «люди вроде тебя, верхушка общества» и прочее, давая понять, что не принадлежу к этой верхушке. Не принадлежу и никогда не буду. Если такая возможность и существовала, то она исчезла — дай припомнить — два года назад.
— Почему два года назад? Не может быть. Что произошло?
— Я голодал. Два года назад я как-то два дня ничего не ел и не пил, кроме воды, и почти все время обходился без сигарет. Я жил в двух кварталах отсюда, у меня не было работы, не было перспектив ее получить. Не мог написать родным, потому что до этого выписал поддельный чек и был дома на очень плохом счету.
— Думаю, раз она была для тебя замечательной, ты мог бы назвать ее цветной, а не черномазой.
— А, ерунда!
— Я ухожу.
— Иди.
— Ты всего-навсего Мик.
— Вот видишь? Это первое, что пришло тебе на ум для оскорбления. Официант, открой, пожалуйста, дверь этой даме.
— Не идешь со мной?
— Да, пожалуй, иду. Люк, сколько с меня?
— Доллар двадцать центов, — ответил Люк с отсутствующим видом, давая понять, что совершенно не одобряет всего этого.
После отмены «сухого закона» [21] выходить так, как хотелось Изабелле, стало проще. А в те дни приходилось ждать, чтобы официант выглянул в окошко, убедился, что все в порядке, открыл по меньшей мере два замка и распахнул перед тобой дверь. Наиболее эффектный выход в негодовании совершается через раскачивающиеся двери.
Джимми пришлось вызвать лифт, ждать его в молчании, а когда они молча спустились, искать такси с водителем. Такси было много, но таксисты, как обычно, спорили о награде «Такна-Арика», заработок, казалось, интересовал их меньше всего на свете. Однако появилось проезжающее, Изабелла с Джимми сели в него.
21
«Сухой закон» действовал в США с 1920 по 1933 год.
— Домой? — спросил Джимми.
— Да, пожалуйста, — ответила Изабелла.
Джимми принялся напевать: «Как поживает дядя? А у меня нет дяди. Надеюсь, у него все на мази».
Молчание.
— Знаешь, что проходило в это время четыре года назад?
— Нет.
— Процесс Снайдер — Грея.
Молчание.
— Помнишь?
— Конечно.
— Как звали мистера Снайдера?
— Кого-кого?
— Мистера Снай-дера.
— То был не мистер Снайдер. То была Рут Снайдер. Рут Снайдер и Джадд Грей.
— А мистер Снайдер все-таки был. Это его убили, дорогая Изабелла. Как его звали?
— Откуда мне знать? Какая разница, как его звали?
— Почему ты на меня злишься?
— Потому что ты унизил меня публично, позвал официанта, попросил проводить меня к двери, орал на меня, говорил совершенно гнусные вещи.
— Унизил тебя публично, — сказал Джимми. — Унизил тебя публично. А ты не помнишь имени мистера Снайдера.
— Если хочешь говорить, не болтай ерунды. Мне все равно, говоришь ты или нет.
— Я говорю дело. Ты злишься на меня, потому что я унизил тебя публично. Как это понять, черт возьми? Что скажешь о том человеке, которого укокошили Рут Снайдер и Джадд Грей? Вот кого публично унижали и очень сильно. Все газеты в стране много дней трепали его имя, колонка за колонкой унижений, всевозможных унижений. А ты даже не помнишь его имени. Какое там унижение.
— Это не одно и то же.