Весенняя песня Сапфо
Шрифт:
На протяжении этих лет Сапфо несколько раз вскользь интересовалась успехами сына Тимады, когда посылала деньги на его содержание. И Филистина с готовностью отвечала, что все в порядке, мальчик оказался смышленым и веселым, хорошо развивается.
Кажется, Филистина даже зимой нередко наведывалась в здешние края, чтобы отвезти Фаону игрушки или сладости. Ну и что с того? Ведь у Сапфо росла своя собственная дочь – Клеида, которая тоже требовала постоянного внимания, так что ее вовсе нельзя обвинить в излишней черствости.
Да к тому же Сапфо никто и не обвинял!
И все же… и все же Сапфо
– Вот именно – ты сможешь и учиться, и одновременно видеться со своей учительницей, – подхватил тут же Алкей. – Ну, мой дружочек, решайся!
– Такие дела не решаются столь поспешно, – прервала Алкея Сапфо с непонятной для окружающих строгостью. – Фаона ждут в Афинах достойные во всех отношениях люди и его родной дед. И нет смысла вот так, наспех, обсуждать то, от чего может зависеть вся судьба человека. Сейчас не время для подобных разговоров.
– Ты как всегда права, мудрая Сапфо! – нисколько не обиделся Алкей, находившийся в бодром, приподнятом состоянии духа. – Сейчас вообще не время делать дела, потому что настала пора петь песни. Где тут у нас лира?
Женщины со значением переглянулись между собой.
Они прекрасно знали, что застольные песнопения Алкей всегда также начинал с самых воинственных сколий, направленных против политических врагов поэта. Иногда он в финале желал, чтобы тиран Мирсил и на том свете захлебнулся вином, или же призывал богов разом сжечь виноградники у всех без исключения представителей рода Археанкидов, с которым аристократический род Алкея вел извечную, нескончаемую борьбу за власть.
И сама Сапфо, и ее подруги политические песни Алкея недолюбливали, находя их порой излишне жестокими и по-мужски грубоватыми.
Зато стихи, в которых Алкей воспевал своих возлюбленных, попутно восхваляя вино, женщины могли слушать много раз подряд и с удовольствием подпевали сами.
– Алкей, спой нам ту, которая начинается со слов… – решила подсказать поэту Дидамия какой-нибудь из наиболее любимых лирических напевов.
– Нет, я хочу, чтобы сейчас нам спел Фаон, – вдруг сказал Алкей, со смехом передавая лиру в руки юноши, – раз уж он проговорился, что его учительница обучила также и искусству пения…
Фаон сильно покраснел от столь неожиданного предложения, а у Сапфо сердце застучало от желания ему помочь. Надо бы как-нибудь вызволить мальчика из неловкого положения. Но, с другой стороны, ей самой так хотелось послушать, как Фаон поет!
Недаром кто-то из древнейших говорил, что именно в пении больше всего проявляется душа человека.
Но вот только осмелится ли юноша запеть при всех?
– Вообще-то я пою только в уединении, для себя, – пробормотал Фаон, неловко вертя в руках лиру. – Я мало знаю песен и не умею петь при людях.
– А ты представь, что мы – это ты! – воскликнул захмелевший Алкей, который буквально загорелся идеей послушать пение юноши. – Если ты сейчас пропоешь для нас хотя бы куплет, то докажешь, что относишься ко всем нам, присутствующим за этим столом, так же любовно и доверительно, как к самому себе!
– Хм, все мы на самом деле состоим из одного теста, – неожиданно
– Хорошо, – согласился Фаон. – Но имейте в виду, что если я заставлю вас мучиться, то не буду в этом виноват – вы сами попросили меня петь. Филистина выучила меня нескольким песням Сапфо. Я не оскорблю тебя, если пропою одну из них сейчас своим неумелым голосом?
Сапфо только теперь поняла, что слова Фаона, а также взгляды всех присутствующих обращены именно к ней, и торопливо кивнула.
Фаон несколько раз пробежал по струнам и своим мальчишеским, немного хрипловатым голосом запел одну из самых простеньких песен Сапфо, которые можно исполнять под несложный аккомпанемент. Эту песенку почему-то особенно любит напевать вслух возле своего очага кухарка Вифиния.
Ты мне друг. Но женув дом свой введиболее юную.Я ведь старше тебя, кров свой делитья не решусь с тобой [13] ,—весьма приблизительно, срывающимся голосом начал выводить Фаон.
Но, слушая знакомую до каждого звука нехитрую песню в исполнении этого юноши, Сапфо внезапно почувствовала, как у нее подступил комок к горлу, не давая возможности ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Фаон пел совсем тихо, чуть ли не шепотом, и оттого каждое слово хорошо известного всем стихотворения звучало как-то особенно интимно, словно высказанное наедине признание в любви. Поэтому все слушатели, а особенно слушательницы, невольно затаили дыхание.
13
Перевод В. Вересаева.
Что же касается самой Сапфо, то она и вовсе ощутила во всем теле непонятный жар. Слушая, как громко колотится совсем близко к горлу сердце, Сапфо снова и снова спрашивала себя: боги, что со мной? Неужели я заболела? Или меня внезапно настиг из-за угла вездесущий Эрот? Но это было бы чересчур глупо, нелепо и странно.
Ведь Фаон – совсем еще ребенок, который только-только достиг совершеннолетия, и навряд ли еще познал женщину. А она к этому времени прожила бесконечную, длинную жизнь, полную любви и разочарований.
Нет, Сапфо пока не хотела верить, что с ней – для многих такой недосягаемой и прекрасной! – могла приключиться такая внезапная беда.
Именно беда, потому что как иначе можно назвать чувство к юноше, который должен совсем скоро навсегда покинуть Лесбос? И кто открыто, по-детски радуется предстоящему отъезду?
Но, может быть, есть смысл действительно оставить Фаона пожить у Алкея? Тогда и у нее будет возможность хотя бы изредка с ним встречаться…
А если бы она к тому же приняла предложение Алкея о замужестве, то тогда Фаон всегда мог бы находиться перед глазами, на расстоянии вытянутой руки.