Весенняя песня
Шрифт:
Наконец на берег выползло какое-то жалкое и тоненькое, как ниточка, существо, которое, стуча зубами, сказало:
— Привет! Как удачно, что я тебя повстречала.
— Привет, — холодно ответил Снусмумрик.
— Можно погреться у твоего костра? — продолжала кроха, сияя всей своей мокрой рожицей. — Подумать только, я стану одной из тех, кому хоть раз удалось посидеть у походного костра Снусмумрика. Я буду помнить об этом всю свою жизнь. — Малышка пододвинулась поближе, положила лапку на рюкзак и торжественно прошептала: — Это здесь у тебя хранится губная гармошка? Она там, внутри?
— Да,
— Ты нисколечко мне не помешаешь! — с самым невинным видом воскликнула кроха. — Ну если б ты вдруг захотел поиграть. Ты себе даже не представляешь, как мне хочется послушать музыку. Я еще ни разу не слышала музыки. Но о тебе я слышала. И Ежик, и Кнютт, и моя мама — все они рассказывали… А Кнютт даже видел тебя! Ты ведь не знаешь… здесь так скучно… И мы так много спим…
— Но как же тебя зовут? — спросил Снусмумркк. Вечер все равно был испорчен, и он решил, что уж лучше поболтать, чем просто молчать.
— Я еще слишком маленькая, и у меня еще нет имени, — с готовностью отвечала малышка. — Меня никто об этом раньше не спрашивал. А тут вдруг появляешься ты, о котором я так много слышала и которого так хотела увидеть, и спрашиваешь, как меня зовут. А может, ты смог бы… Я хочу сказать, тебе было бы нетрудно придумать мне имя, которое было бы только моим и больше ничьим? Прямо сейчас…
Снусмумрик что-то пробормотал и надвинул на глаза шляпу. Над ручьем, взмахнув длинными, заостренными на концах крыльями, пролетела какая-то птица, и крик ее, тоскливый и протяжный, еще долго разносимся по лесу: ти-у-у, ти-у-у.
— Никогда не станешь по-настоящему свободным, если будешь чрезмерно кем-нибудь восхищаться, — неожиданно сказал Снусмумрик. — Уж я-то знаю.
— Я знаю, что ты все знаешь, — затараторила малышка, подвигаясь еще ближе к костру" — Я знаю, что ты видел все на свете. Все, что ты говоришь, все так и есть, и я всегда буду стараться стать такой же свободной, как ты. А сейчас ты идешь в Муми-дол, чтобы как следует отдохнуть и встретиться с друзьями… Ежик говорил, что когда Муми-тролль встает после зимней спячки, то он сразу начинает по тебе скучать… Правда, приятно, когда кто-нибудь ко тебе скучает и все ждет тебя и ждет?
— Я приду к нему, когда захочу! — не на шутку рассердился Снусмумрик. — Может, я еще вообще не приду. Может, я пойду совсем в другую сторону.
— Но он тогда, наверно, обидится, — сказала кроха. Она уже начала подсыхать, и оказалось, что спинка ее покрыта мягким светло-коричневым мехом. Снова потеребив рюкзак, она осторожно спросила: — А может быть, ты… Ты так много путешествовал…
— Нет, — сказал Снусмумрик. — Не сейчас. —И он с раздражением подумал: «Почему они никак не могут оставить меня в покое? Неужели они не могут понять, что я все только испорчу своей болтовней, если начну об этом рассказывать? Тогда ничего не останется, я запомню только свой собственный рассказ, если попытаюсь рассказать о своих странствиях».
Надолго воцарилось молчание, снова закричала ночная птица.
Наконец малышка поднялась и едва слышно проговорила:
— Да, конечно. Тогда
— Пока, — сказал Снусмумрик. — Да, послушай-ка. Я насчет твоего имени. Тебя можно было бы назвать Ти-ти-уу. Ти-ти-уу, понимаешь, веселое и задорное начало и долгое и грустное "у" на конце.
Малышка стояла и смотрела на него не мигая, и в отблесках костра глаза ее светились, словно желтые огоньки. Она немного подумала, тихонько прошептала свое новое имя, точно пробуя его на вкус, примерилась к нему как следует и наконец, задрав мордочку к небу, провыла это свое новое, свое собственное имя, и в вое этом было столько восторга и тоски, что у Снусмумрика по спине пробежал холодок.
Затем коричневый хвостик юркнул в зарослях вереска, и все стихло.
— Эх, — вздохнул Снусмумрик и поддал ногой угли в костре. Выбив трубку, он поднялся и закричал: — Эй, вернись! — Но лес молчал. — Ну вот, — сказал Снусмумрик. — Нельзя же постоянно быть приветливым и общительным. Просто-напросто не успеваешь. И ведь малышка получила свое имя…
Он снова сел и, прислушиваясь к журчанию ручья и ночной тишине, стал дожидаться своей мелодии. Но она не появлялась. И тогда он понял, что она улетела уже слишком далеко и ему ее, наверное, никогда не догнать. У него в ушах звенел лишь восторженный и робкий голосок этой малявки, которая все говорила, говорила и говорила…
— Ей бы сидеть дома со своей мамой, — проворчал Снусмумрик и улегся на еловые ветки. Через минуту он приподнялся и снова закричал, глядя в сторону леса. Он долго вслушивался в ночную тишину, потом надвинул на глаза шляпу и приготовился спать.
На следующее утро Снусмумрик отправился дальше. Он чувствовал усталость и был не в духе; не глядя по сторонам, он держал путь на север, и в голову ему не приходило ничего даже отдаленно напоминающего мелодию.
Снусмумрик не мог думать ни о чем другом, кроме этой малышки. Он помнил каждое ее слово, помнил все, что говорил сам, раз за разом перебирал в памяти все подробности их встречи, он все шел и шел и присел отдохнуть, лишь почувствовав полное изнеможение.
«Что это со мной? — вконец сбитый с толку, раздраженно думал Снусмумрик. — Такого со мной еще никогда не бывало. Наверное, я заболел».
Он поднялся и побрел дальше, и все началось сначала, он снова начал вспоминать все, что говорила малышка, и все, что он ей отвечал.
Наконец он не выдержал. Где-то во второй половине дня Снусмумрик решительно повернулся и пошел обратно.
Через несколько минут он почувствовал себя лучше. Он шел все быстрее и быстрее, бежал, спотыкался. В ушах его звучали обрывки песен, но ему было не до них. Ближе к вечеру, снова оказавшись в березовой роще, он принялся звать малышку.
— Ти-ти-уу! — кричал он. — Ти-ти-уу!
И ночные птицы отвечали ему: ти-у-у, ти-у-у. Но малышка не отзывалась.
Снусмумрик исходил все вокруг вдоль и поперек, он искал ее и звал, пока не стемнело. Над полянкой появился молодой месяц. Снусмумрик посмотрел на него и подумал: «Загадаю-ка я желание, ведь это же молодой месяц».
И он чуть было не загадал то же, что обычно загадывал; новую песню или, как иногда бывало, новые приключения. Но он вдруг передумал и сказал:
— Хочу увидеть Ти-ти-уу.