Веслом по фьорду!
Шрифт:
— Ну и что…
— Их позвала сама Епона-мать, — упрямо подвёл итог Евстихий, — а нас не позвала. Хныч, проснись! Зуб даю, это высокий нажаловался, и мать отвернулась. Там, — он показал на остров, — каждый получит счастье, а мы… мы с тобой продолжим скитания.
— Ну уж нет! — Хныч раскраснелся. — Нам никто не мешает плыть к острову и вкусить женской ласки!
— Тогда почему мы до сих пор здесь? Почему ночью, когда было дружнее и веселее и все ныряли кучей, мы не сделали этого, а?!
Лохматые головы дёргались оживлённее и оживлённее.
Так умел свистеть только разум Лысый. Высокий всегда приходил в восторг от его способности издавать звуки. В сумерках рассвета показалась лодка. На вёслах сидел разум Лысый и жестами просил принять его на галеру.
— Эй, остатки разумов! — крикнул он, налегая изо всех сил. — На «Анале» свершилось всеобщее самоутопление. Надо покалякать.
Евстихий сбросил верёвку, и вдвоём разумы вытащили коллегу, как крупную рыбу. В отличие от нестриженых галерщиков Лысый был лыс и тщательно выбрит.
Он задумчиво прогулялся по куршее.
— Насчёт утопления ошибаетесь, — буркнул Хныч, — ваши на остров уплыли и наши тоже.
— Епона-мать вызвала, — весомо добавил Евстихий.
— Да, собственно, кто вызвал, это мне по фальшборту, — отреагировал Лысый. — На «Анале» остались только я и кормчий. Как теперь жить, скажите мне! А вы чё не утопились? [69]
69
Лысый любил порядок и однообразие, чем снискал уважение высокого разума.
— Да поймите, — Хныч закатил глаза. — В это трудно поверить, но мы видели собственными глазами. Все разумы, и ваши и наши, сегодня перед рассветом добровольно молча попрыгали в океан и поплыли к острову. Я смотрел внимательно, — кажется, никто не утонул.
— Везёт, а я не видел, — признался разум Лысый. — Мы с кормчим и ящиком красного втроём грешили в карты на раздевание до самого не хочу.
— Высокий разум проклял карты, — на всякий случай напомнил Евстихий.
— Ну и где он теперь? — не меняясь в лице, заметил хозяин когга.
— Там, — показали бородатые за борт.
— Вот именно. И ещё… это самое, — Лысый прищурился, — я тут ножницы прихватил. Мы, наверное, сейчас пострижёмся, сядем в лодку и поедем ко мне.
— Но высокий проклял ножницы! — запротестовал Евстихий.
— Так, я не понял, — Лысый пошире расставил ноги, — вы чё, забыли, кто тут старший?
— Разум высо… — начал было Евстихий, но Хныч благовоспитанно прикрыл осведомлённый рот ладонью.
— Мы пострижёмся, — за двоих пообещал Хныч, — Давайте сюда.
— Ребят, с вас шерсти на запасной парус хватит! — Лысый оскалился тёплой улыбкой. — Поживее, поживее режьте всю волосню…
Его блуждающий взгляд внезапно сфокусировался на новом объекте. Он коротко хохотнул и,
Галера, раза в два длиннее ниспосланной социуму свистящих сосен и тоже пустая, стояла так близко, что виден был единственный человек с малиновым злым лицом, машущий белой тряпкой.
Лысый повернулся и медленно вернулся к разумам.
— Ого, Евстихий, а ты теперь, как я погляжу, и на мачту залезть сможешь, не запутаешься… Давай-давай, постригся сам — постриги товарища, мне матросы нужны, а не швабры. Шевелись, салаги!
Затем Лысый снова оказался на носу и убедился, что красное тут ни при чем: галера стояла, человек присутствовал, тряпка мелькала.
Он вернулся к Хнычу и Евстихию, поздравил с принятием в команду когга и задал главный вопрос:
— Ребят, вы сегодня, после того как солнце встало, на океан смотрели?
— Нет, — признался Хныч, — но о космосе думали, вы даже не сомневайтесь.
— И обереги тёрли, — добавил второй, — усердно.
— Да мне, собственно, до ахтерштевня, трите что хотите, просто у вас гости под носом, а вы в космосе летаете, ну прям как дети. Вы, вообще, как фал травить собираетесь? А рей поднимать? Серьёзнее надо быть, по сторонам смотреть, умываться хоть изредка.
— Давайте посмотрим, — обиделся Евстихий. — Хныч, ты как?
— А откуда начинать? — спросил Хныч.
— Оттуда, — резко ответил Лысый и вытянул руку, прямо указывая на венецианскую галеру «Бёдра Беатриче», на грот-мачте которой капитан Будулай рвал глотку уже добрых два часа.
Вулканы Лунгма и Джама располагались близко друг к другу.
Подступы к этому загадочному месту представляли собой площадку, образованную наслоениями лавы, затвердевшей тысячи лет назад. Добраться до них можно было через кольцо давно засохших деревьев, поваленных дикими кабанами, а третьим, самым плотным, больше похожим на оковы, сплелись джунгли.
Перед рассветом застывшая лава начала издавать тревожное гудение. Когда солнце встало и полная луна утонула в синеве небесного океана, к таинственным вершинам потянулись люди. Все они шли одной тропой с абсолютно закрытыми глазами.
Шествие начинали Стилет, Плам Славянин и зулус Шакарра. В руке у последнего можно было наблюдать последний хвостовой (и потому небольшой) позвонок чудовища из источника, тщательно вылизанный и высосанный. Плам выглядел потрясающе: весь в ремнях, за спиной два меча, новенькая кольчуга, штаны из рыбьей кожи и тростниковая шляпа типа канотье. Стиле! был одет как всегда — простой, но практичный костюм шпиона-убийцы, выполненный личным портным по имени Джузеппе Лепреззони («Синьор, разрешите вас обхватить?»). Костюм содержал столько потайных карманов, что, как сказал сам Джузеппе: «Будь я вашей женой, синьор, заподозрил бы неладное». На что чёрный прыщ адекватно ответил: «Как здорово, что вы не моя жена».