Весна на Одере
Шрифт:
Генерал остановился на НП командира первого батальона. То была узкая, устланная соломой щель на невысоком бугорке. Комбат, худощавый, нескладный майор, не сразу заметил приход начальства. Он глядел в бинокль на уже ставшие неясными очертания домов и одновременно кричал в трубку телефона:
– Видишь белый домик возле красного корпуса справа? Там пулеметчик в подвале. Прошу тебя, дай ему разок... Ох, нахальный фриц! Дай ему разок, прошу тебя, как брата...
Заметив, наконец, генерала, майор бросил трубку, вскочил и отрапортовал:
– Товарищ генерал, первый
– Крепость, крепость...
– пробормотал комдив.
– Какая такая крепость? Городишко поганый. Почему не продвигаетесь?
Весельчаков стал объяснять, но генерал, казалось, не слушал. Он взял бинокль из рук комбата и начал смотреть. Комбат замолчал. Невдалеке бил пулемет.
Положив бинокль, генерал легко вскочил на бруствер, переступил через него и медленно пошел вперед. Вышли к небольшой, заросшей кустарником ложбине. Генерал сказал:
– Оставайтесь здесь. Я пройду до того домика, потом вы пойдете за мной, но поодиночке.
– Зачем же вам ходить на самую передовую?
– сказал Сизых.
– Комкор узнает, будут неприятности.
– Ладно, не расскажешь - он и не узнает, - ответил комдив.
– Снимите папаху, товарищ генерал, - посоветовал Лубенцов.
Генерал промолчал и двинулся медленной гуляющей походкой через открытое место к домику, где находился командный пункт одной из рот. Домик был весь прошит пулями. Командир роты сидел под прикрытием печки и что-то писал.
– Вольно, - предупредил комдив попытку лейтенанта вскочить.
– Где ваши люди? Почему не продвигаетесь?
Лейтенант начал показывать на карте местонахождение своих людей, но генерал нетерпеливо сказал:
– Что вы мне там показываете? Вроде как в штабе армии... Идемте.
– Тут здорово стреляют, - испугался лейтенант за комдива, но генерал уже удалялся медленной походкой, и лейтенант пошел за ним.
Низко пригибаясь к земле, прошли два подносчика патронов, таща по земле ящики с патронами. Увидев генерала, они встали во весь рост.
– Вольно, - сказал генерал.
– Из какой роты?
– Первой роты, - ответили подносчики.
– Где ваши люди?
– Вот там, на кладбище.
– Хорошее место выбрали, - усмехнулся генерал.
Вокруг посвистывали пули. Стемнело.
Вместе с лейтенантом и подносчиками генерал подошел к первой роте. Солдаты, спасаясь от сильного ветра, сидели и лежали в мелких окопчиках, спиной к ветру.
– Почему задницей к немцу?
– спросил генерал.
Узнав комдива, бойцы стали торопливо подниматься.
– Лежите, - сказал комдив; он прислушался к посвисту пуль, потом спросил: - Далеко немец? Или задом не увидишь?
– Близко немец... Так и шпарит из пулемета.
– Как близко?
– Метров сто.
– Что ж, пойдем посмотрим.
Генерал и солдаты цепью пошли вперед. В сгустившейся темноте они прошли метров двести. Ветер дул в лицо. Генерал прислушался.
– Здесь, пожалуй, и окопаться можно, - сказал он.
– Теперь немец от нас действительно метров двести, я думаю...
– спросил он у солдата.
Солдат смущенно молчал.
Бесшумно подошли Четвериков, Сизых, Лубенцов, комбат и командир роты. Генерал, не взглянув на них, пошел в обратный путь. Офицеры молча последовали за ним. Немецкие пулеметы зачастили: противник, видно, заметил в темноте какое-то движение, а может быть, услышал и голоса.
Вернувшись на НП командира батальона, генерал сказал:
– Завтра на рассвете вашему полку занять завод, мы обеспечим вам поддержку всей дивизионной артиллерии. Завод "Альбатрос" - ключ позиции. Его надо взять во что бы то ни стало. Артподготовка - тридцать минут. Или - для внезапности - тридцать три минуты. Тебе, - кивнул он Лубенцову, организовать разведку. Нужно разведать огневую систему немцев, да поточнее.
Они вышли из батальонного НП. Было совсем темно.
В штабе полка генерал, наотрез отказавшись от ужина, сказал с горькой усмешкой, обращаясь к Четверикову и Мигаеву:
– Разве это работа? А вы мне доносите: сильный, дескать, огонь. Ишь, удивили! Пехота, дескать, не может двинуться с места. А пехота что? Пехотой управлять надо. Командовать. Или вы забыли об этом? Само пойдет? Подернем да ухнем?
Приехав на свои наблюдательный пункт, генерал пропустил вперед Сизых и Лубенцова, вошел вслед за ними и плотно закрыл за собой узенькую дверцу. Потом он повернулся к артиллеристу. Его лицо сморщилось, как от боли. Он сказал:
– А знаешь, правильно думают солдаты. Война кончается, каждому хочется жить, уважаемый артиллерист! Каждому хочется придти домой, на родину, орденом похвастать, счастливую жизнь строить. Им и не к чему лезть на пулемет. И не надо. Понятно или нет? Не на-до! Нам люди нужны... Ты что думаешь: пехота-матушка все выдержит? Дудки! Ты огня им давай! Ты подави немецкие пулеметы, тогда пехота пойдет. Чего ты молчишь? Тебе на переднем крае, мол, все равно не бывать: дослужился до командующего артиллерией? Так, что ли? Предупреждаю: чтобы завтра был настоящий огонь, точный, по целям! И чтобы комбаты не просили по телефону огоньку... Командиры батарей чтобы были на переднем крае, вместе с командирами рот, понял? И ты чтоб был с Четвериковым! Помнишь, что сказал член Военного Совета? Нужно эту Германию по-великолуцки брать, завоевать ее нужно!
Сизых выскочил из каморки комдива красный и вспотевший и побежал отдавать распоряжения. Лубенцов велел Чибиреву седлать, с тем чтобы выехать к Четверикову в полк.
Генерал остался один. Посидев над картой, он внезапно почувствовал, что ему кого-то нехватает. И тут же понял кого - Вики. Она уже жила во втором эшелоне. Позвонить ей, что ли? Но час был поздний, и он не решился ее будить.
Минут через десять Вика позвонила сама. В ее голосе генерал тоже уловил тоску. Видимо, и она скучала без отца. Впрочем, девочка ничем этого не проявила. Называя, согласно правилам, отца "товарищ тридцать пятый", она спросила, как дела и взят ли уже объект 27 (завод "Альбатрос"). У генерала сжалось сердце от жалости и любви к ней.