Весна новой эры
Шрифт:
Однако они продолжали полет, а под крылом по-прежнему расстилались лишь мертвые просторы. И установленная на самолете аппаратура все снимала и снимала… Снимала то, что осталось от некогда могучей сверхдержавы… Вон, например, какие-то дымки – что это? Деревня выживших американцев? Поселок каких-нибудь людоедов? Или же военный лагерь? Надо заснять поподробнее! И магнитофоны записывают все, что могут поймать приемники. А уж дома специалисты проанализируют все и сделают свои выводы… А пока можно лететь дальше.
Вот и еще несколько сотен километров позади – и самолет все же оказался в жилых местах… Сейчас под крылом проносились деревушки и
– Никак жилой город, - заметил один из летчиков.
– Похоже, - согласился второй.
А тем временем разведчики записывали какие-то радиопереговоры в районе городка и пытались понять, что же за херня тут происходит.
– Да они ж по-русски шпарят! – ошарашенно произнес один из офицеров.
– По-русски, да не по-нашему, - заметил второй. – Много англицизмов и других заимствований…
– Эмигрантский анклав?
– Похоже на то, - усмехается второй.
– Эх, бомбу бы на них кинуть! – с ненавистью произносит третий. – Ненавижу мразь эмигрантскую!
– Ты чего такой злой-то? – усмехается первый.
– У меня на них свой зуб, - мрачно ответил третий. – Еще с войны…
Но вот эмигрантский анклав остается позади, а самолет летит дальше, к восточному побережью… Где до сих пор шла вялотекущая, в виду зимы, гражданская война. Уже не за власть или какие-либо идеи… За последние запасы продовольствия и товаров первой необходимости.
***
Январь 1969 года стал для Михаила какой-то черной полосой в жизни. Сначала, еще пока он был в Москве, застудился и заболел воспалением легких дед… И хоть его и отправили в больницу, но с каждым днем состояние становилось все хуже и хуже. На пятый день после его возвращения из Москвы дед умер… Почти на десять лет раньше, чем в его прошлой реальности, и по этой причине парень винил во всем себя. Словно он не сделал чего-то особо важного, нужного, из-за чего все именно так и случилось. И даже то, что сейчас умирали многие, совершенно не успокаивало.
Сами похороны прош7ли как-то сумбурно, оставив в памяти лишь отрывки воспоминаний. Отбойные молотки, которыми долбят мерзлую землю, и трактор с навесным ковшом – ведь выкопать могилу вручную у людей не было ни сил, ни возможности. Простой деревянный гроб. Столб с металлической звездочкой и деревянная табличка с именем и годами жизни. Плачущие около гроба бабушка, тетка и мама, хмурые отец с двумя братьями. И больше никого. Оставшиеся в деревне родственники приехать попросту не имели возможности – все дороги были заметены снегом.
Бабушка после этого ходила подавленной, постоянно плакала и вспоминала умершего мужа… И кляла проклятых американцев, что устроили Долгую зиму. А в доме Михаила словно воцарилась какая-то гнетущая, настороженная тишина. Практически ушли в прошлое прежние разговоры за завтраком и ужином, перестали строить планы на будущее. И вообще все стали куда более мрачными и угрюмыми.
Потом заболела бронхитом Вика, но молодой организм девчонки все же достаточно легко справился с болезнью, и она пошла на поправку. Потом пришло сообщение о том, что старшего брата Михаила ранили
На фоне таких событий настроение у всех было ниже плинтуса. Даже на работу Михаил шел с неохотой, словно из-под палки. Просто потому, что «так надо»… И этим было сказано все. И лишь сейчас Михаил осознал, что такое настроение нынче у многих. Люди напрягали все свои силы, работали на износ – лишь бы только выжить. Лишь бы дожить до конца Долгой зимы. Лишь бы их семья, их род, их город и страна жили и дальше. Для всех окружающих это стало их единственным смыслом жизни. Тем, ради чего надо жить и бороться. И, вместе с тем, все больше и больше росли и ненависть и ожесточение по отношению к тем, кто этому мешал…
Да, Долгая зима разом выплеснула наружу и все лучшее, и все худшее, что только есть в обществе. И дальнейшая судьба даже не отдельного Советского Союза, а всего человечества в целом определялось тем, где чего останется больше. Где лучшего – там постепенно наводился порядок и налаживалась жизнь. Новая жизнь, по новым, суровым и бескомпромиссным, законам. Где же больше оказывалось плохого, там воцарялись развал и анархия. Так что… Мир никогда уже не будет прежним. И это было понятно всем.
Тем временем учеба и работа шли своим чередом… Сдал экзамены за первый семестр третьего курса Михаил без особого труда… Собственно говоря, если бы не лабораторные работы – он мог бы и вовсе не ходить на учебу, лишь повторять уже известное до этого по лекциям Вики или по учебникам. А вот девчонке приходилось куда труднее… Ей-то надо было все учить с нуля – и, наверное, лишь врожденная упертость не давала ей все бросить и уйти из университета.
– Устала я, - как-то вечером после очередного экзамена жаловалась Вика. – Когда уж все это кончится?
– Ничего, уде недолго осталось, - как мог успокаивал ее парень.
Впрочем, Михаил уставал не меньше… Ведь уже после работы, после учебы он еще садился за стол и час-другой работал над теми вопросами, что поставило перед ним советское правительство. Вытягивал какую-то информацию из уже полупозабытой и казавшейся словно нереальной прошлой жизни, выискивал информацию в научной библиотеке… И думал, считал, рисовал чертежи с эскизами… И порой словно сами собой возникали и любопытные идеи. Как например, вот эта.
– Угловая шлифовальная машина? – когда он поинтересовался, есть ли что-то подобное, даже удивился один из технологов. – Нет, не слышал никогда. У нас используются прямые шлифовальные машинки типа ИП-2001 по ГОСТу 67-ого года и их более старые аналоги. Но вообще идея интересная…
Дальше все было на удивление просто. Поскольку технологи заинтересовались такой штуковиной, то подали заявку на разработку конструкторам по оснастке, а те уж по эскизу Михаила рассчитали и спроектировали угловой редуктор. Дальше уж было дело техники… Экономисты подписали изготовление специнструмента, в цехах изготовили детали, собрали и испытали получившееся изделие… После чего на причастных к разработке выдали авторское свидетельство, а технологическую документацию на новую технику передали другим заводам для запуска в серийное производство. Так в этом мире и родилась советская УШМ – правда, пневматическая. Об электрической версии речи пока не шло.