Весною на север

Чулков Георгий Иванович

2

Из пустыни темноликой Прихожу на площадь нищий: Нет ни крова мне, ни пищи. Я один в тоске великой. Пир на улицах — как тризна: Пир для ратников и стражи. Вся в крови, в крови отчизна, Стан дымится темный вражий. Ты возник, о Змей-Дракон, На краю моей пустыни. Я пришел к тебе. И ныне Будешь мною побежден. Слушай, слушай, Город-Змей! Буду бубном ворожить, В пляске огненной моей Буду костью в бубен бить. Твердой дробью твердых рук Выбиваю

звонкий звук Все скорей, скорей, скорей, Звонче, громче и смелей!

3

И совершилися заклятья, И снится мне моя Тайга, Шаманки темные объятья И новой воли берега. И теперь со мной она Ночью долгою шаманит, И когда скользит луна, Сердце бубном властно ранит.

4

Твердой дробью твердых рук Выбиваю звонкий звук. Все скорей, скорей, скорей, Звонче, громче и смелей. Костью в бубен звонко бью, Душу Солнцу отдаю. Дадага-хара-дархан! Каплет кровь из темных ран. В небе яростный кузнец, Золотой на нем венец: Дадага-хара-дархан — Темноогненный шаман. В небе хуром ворожит, Тяжким молотом стучит, Солнцем-бубном яро пьян Дадага-хара-дархан.

Обручение

I

Зачем пришла ко мне в тайгу? Зачем тревожишь речью нежной? Я молчаливо берегу Мою мечту в пустыне снежной. И Темноокая Жена Там, где белеет сонный иней, Со мной давно обручена, И черной верой крещена В тайге холодной, темносиней. И я давно заворожен Напевом яростной метели: Забыл весенний тихий сон И звуки радостной свирели. В глухонемой душе моей Лишь веет снегом грозно вьюга, И в дыме смольном от огней Шаманит темная подруга.

II

В круглой зале темной башни Пили темное вино. И потом из темной башни Вышли к Утренней Звезде. И один из нас — усталый — Канул в белую метель. И за снежным покрывалом Пела нежная свирель. Ты рукой своею зыбкой Тихо жала руку мне, — Непонятною улыбкой Отвечала злой луне. И багряный свет из окон Знаком новым был для нас: Я ласкал холодный локон В смертный час…

III

В темных улицах блуждали При звезде. И молились, и молились По утру. Колыхался и качался Злой туман. И в мучениях рождался Бледный свет. И лампады догорали За окном. Полутемные печали Пали ниц. Обручил нас новой тайной Твой отец. О, всегда необычайный Звон колец!

IV

Я вошел нежданно в твой сад В холодный предутренний час; И услышал любви аромат, И увидел на небе алмаз. И я руки твои целовал В неразгаданной злой тишине; Кто-то звонкой косою бряцал, Песню пел о щербатой луне.

V

Я

целую тебя жертвенно В побледневшие уста, Но молитва моя мертвенна И пуста. Облака опять пустынные Вдаль бегут. Нас часы унылодлинные Стерегут. Оборвем ли нить таинственно В этот час? И простишь ли ты, Единственный, Темных, — нас?

VI

Она пришла ко мне — желанная По темным трудным коридорам, И вновь любовью осиянная Пленяет траурным убором. И солнце вновь пьянеет весело И ждет исхода из печали; Судьба надежду тайно взвесила: Дала нам новые скрижали. Но та — печальная и строгая Поет и веет странной тенью; И медлю, медлю у порога я, Внимая шелесту и пенью.

VII

Не надо слов, не надо. Я буду покорен и молчалив, И твои уста, полные яда, Прижму к устам, вино из чаши пролив. Не надо слов, не надо: Будет радостен тихий обряд. Нам в жизни будет отрадой Медленный пить яд И проливать вино из чаши, Жертвуя его теням; И светлы будут взоры наши, И будет наш уют, как храм. Не надо слов, не надо: Все равно мир умрет. Кто придет к алтарям иного града? Кто слова любви поймет?

VIII

Мы ночью заблудились в залах; Она за нами молча шла, И на холодных покрывалах Ложилась тень ее чела. И в час, когда сомкнулись губы И пал на сердце сладкий дым, Ее мучительные зубы Пугали скрежетом своим. И в миг последнего слиянья Кто знает чудо бытия? О, Смерть, люблю твое молчанье И блеск червонный лезвия.

IX

Я стучусь в твой терем белый, Я молю тебя несмело: Отвори мне, Смерть! На распутье — в час томленья, В час последнего томленья, Свет зажги! Вижу сдвинутые брови, С каждым часом ты суровей, — Но люблю… Знаю, знаю: я — незванный, Я незванный, но желанный, Но избранный гость: Ты всегда со мной играешь И — азартная — бросаешь Роковую кость. Чет иль нечет? Чет иль нечет? Голубица или кречет? Кто умрет?

X

Беглянка

Венчанная крестом лучистым лань…

Вяч. Иванов

О, лань моя с влюбленными глазами, Беглянка лунная с лучистой головой! Ты, оплетенная коварными сетями И суеверною молвой. В душистой заросли тебя подстерегая, С любовью нахожу неверный след. С крестом на голове! Таинственно-святая Мечта моя! Мечты желанней нет! Я вижу: ты идешь, влачишь обрывки сети. Кто вервие накинул на тебя? Ты — древний сон из канувших столетий — Уходишь вдаль, надежду вновь губя. И я иду, соблазну вновь покорный, И тщетно напрягаю лук. Как дали мертвенны! Как все дороги черны! Как сладостны томленья темных мук!