Весталка. История запретной страсти

Жюльетт Сапфо

– Нет ничего удивительного: твои стихи возбуждают и бессильных.

– Ты льстишь мне, Марк.

– Я верю тому, что ты видел, Публий. Ведь я тоже не сводил с неё взора и то, что происходило в её душе, угадывал по её глазам и по её лицу.

Овидий положил руку на плечо Марка:

– Мне ли не знать, что ты умеешь читать в глазах женщин, словно в раскрытой книге! Ты умеешь заглянуть в самые сокровенные уголки смятенной души, словно смотришь сквозь прозрачные воды озера на его дно... – Он выдержал паузу и прибавил с серьёзным видом: – И всё-таки позволь заметить: желая

заполучить эту весталку, ты стремишься достичь недостижимого.

– Подобное замечание я уже слышал от своего брата, – полунасмешливо отозвался Блоссий. – Но вы оба, кажется, забыли: чем труднее и опаснее путь к цели, тем слаще победа.

– Кстати, о Децие, – встрепенулся Овидий. – Долго ли он намерен оставаться в Кампании? Или он собирается провести там остаток своих дней? Но, может быть, он решил – если чудеса ещё сбываются на этом свете – жениться?

– А ты представляешь Деция добропорядочным семьянином? – с иронией спросил Марк.

– Признаться, нет!

– Я тоже. Нужно, чтобы прошло какое-то время и чтобы поутихли сплетни вокруг имени Деция Блоссия, чтобы люди забыли, из-за чего он был приговорён к смерти.

– Ты прав. Хотя многие в Риме ждут его с нетерпением.

– Ожидание разжигает страсти.

– Поговорим же о страстях, но на сей раз дурных и опасных, – голос Овидия стал глуше. – Меня тревожит поведение твоей бывшей жены.

– А, вот оно что, – небрежно проговорил кампанец и вяло махнул рукой.

– На твоём месте, Марк, я бы не стал отмахиваться от этого, – назидательно заметил Овидий.

– Ты ведь знаешь, Деллия перестала существовать для меня с того самого дня, как я наконец развёлся с нею.

– Но ты не перестал существовать для неё!

– Мне это совершенно безразлично.

– Она ведёт сумасбродную жизнь, принимает у себя актёров и шутов. Поговаривают даже, будто Гилас состоит в её любовниках, – продолжал Овидий.

– Повторяю, мне нет никакого дела до Деллии.

– Но, Марк, то, что Деллия, уж не ведаю, с чьей помощью – возможно, того же Гиласа, – вошла в доверие к Ливии, не может не беспокоить тебя. Уж кому, как не тебе, знать её коварный характер! Прошу тебя, будь осмотрительней! Нет ничего ужаснее мести отвергнутой женщины. Вспомни хотя бы Медею!

– К счастью, у нас с Деллией нет детей.

– Меня поражает твоё спокойствие, – начинал горячиться Овидий, задетый ироничностью друга. – Вот мне, например, становится страшно от мысли о том, что затеяла бы против тебя Деллия, узнай она о твоей страсти к весталке.

Чёрные глаза Марка лукаво сверкнули, и он ответил тихим голосом:

– А ты не думай об этом.

Глава 9

В один из тёплых летних вечеров Альбия сидела в своём уютном конклаве и перечитывала «Работы и дни» Гесиода, но отчего-то не находила обычной отрады в мудрых поучениях греческого поэта-философа. Она то вставала и ходила по комнате, то садилась, начинала чтение и тотчас же бросала его. Наконец Альбия отложила в сторону папирусный свиток и глубоко вздохнула.

Почему не признаться, что душа её полна горечи? Что в сердце её проникли

сомнения, которым не хотелось противиться и которые несли – она чувствовала это – неведомый тайный восторг? Слёзы подступили к глазам девушки. Страх мучил её. Она поняла, что теряет душевное равновесие. И виной тому был человек, который так неожиданно и стремительно ворвался в её безмятежную размеренную жизнь. Она боялась его и в то же время не могла сопротивляться тому, что происходило в ней самой, и тем силам, которые притягивали её к этому человеку. Уверенность она обретала лишь тогда, когда переступала порог храма. Храм был для неё надёжным убежищем; его стены ограждали её сердце от любых искушений извне. Но всё-таки другая часть её существа взывала к перемене, к полному обновлению. И тогда первый голос отвечал: «Ты поддалась зову природы. Не доверяй этому чувству – оно очень скоро оставит тебя разочарованной и подавленной, а твоё сердце – опустошённым и истерзанным. Ты погибнешь, сломленная и всеми презираемая».

Альбия смахнула слёзы, закуталась в плотное покрывало вишнёвого цвета и вышла на улицу.

Прогуливаясь по Виа Сакра – Священной улице, весталка остановилась недалеко от конной статуи. Гигантский конь чётко выделялся на фоне неба: он взвился на дыбы, но восседающая на нём дева крепко держалась в седле. Это была легендарная Клелия, героически прославившаяся во время войны римлян с этрусским царём Порсенной. Впервые женская отвага была удостоена небывалой почести – конной статуи. Солнце, проникавшее сюда со стороны Капитолия, бросало на каменное изваяние багровые лучи.

У подножия статуи, в тени, скрывались влюблённые пары; девичий смех и глухие мужские голоса смутили Альбию. Стоя неподвижно у стены какого-то дома, она увидела молодого парня и его возлюбленную. Он обхватил девушку рукой, нежно гладя её по спине. Движения пальцев юноши и упругое, просвечивающее под тонкой тканью тело девушки, готовое покориться ласкам любимого, пробудили в Альбии уже знакомое ей возбуждение.

«Я должна узнать грех», – подумала весталка и вздрогнула от этой неожиданной и дерзкой мысли.

Она быстро повернулась и почти побежала по улице, стараясь отделаться от мучительного видения.

Вечерело. Прохожих было мало, и Альбия, успокоенная тем, что на неё никто не обращает внимания, благополучно миновала Этрусский квартал и спустилась к подножию Палатина.

Вдруг из дома в соседнем переулке послышалась песня:

– Я не пойму, отчего и постель мне кажется жёсткой

И одеяло моё на пол с кровати скользит?

И почему во всю долгую ночь я сном не забылся?

И отчего изнемог, кости болят почему?

Да, несомненно, впились мне в сердце точёные стрелы

И в покорённой груди правит жестокий Амур...

Голос был молодой и звонкий, каждое слово – прочувствованным, волнующим.

Альбия заслушалась, слог показался ей знакомым, хотя она была уверена, что прежде никогда не слышала этой песни.

– Эй, Титиний! Ты слышишь меня или нет? Видно, твой Овидий околдовал тебя своими стихами, раз ты поёшь одно и то же с утра до ночи! – прозвучал чей-то сердитый голос, и всё умолкло.