Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях
Шрифт:
В Берлинском университете Вадим Андреев изучал историю живописи, живя на стипендию Уиттимора, предназначавшуюся для русских студентов. В Берлине в начале 24–го вышла его первая книга стихов "Свинцовый час". Но летом того же года, не дождавшись обещанного советского паспорта, он перебрался в Париж, поступив в Сорбонну и занявшись русской филологией. Но и в Париже, где дышалось легче, хотя жилось так же трудно, время от времени молодой поэт, плохо представлявший, что на самом деле творится в России, порывается вернуться на родину. В 1926 году он женился на Ольге Викторовне Черновой. Черновой она была по отчиму — знаменитому эсеру, настоящий ее отец — художник
Слухи о Вадиме, об Анне Ильиничне Андреевой, ее детях до Добровых доходили с трудом. И Даниила, чувствовавшего духовное одиночество, обостренное необъяснимыми и самому себе метаниями, судорожно возникавшими мистическими построениями, неожиданное письмо брата, с которым не виделся почти десять лет, очень обрадовало. Он торопливо отвечал: "Ох, за это время произошло очень много в моей жизни (внутренней). До чего хочется видеть тебя, говорить с тобой! Я уже привык к одиночеству, и оно давит все реже, но брата я хочу иметь до + оо.
Я пережил недавно одну очень неприятную историю, когда был поставлен в глупейшее положение одним подлым человеком, которому я доверился вполне. Но это было мне наказание, ибо такую же подлость совершил и я сам перед тем с третьим человеком, учась лгать. Вышло восхитительно, роль свою сыграл я удачно, и даже очень, потому что результат превзошел все ожидания. Но это подло с моей стороны, и я был наказан за дело. Все это путаная и скверная история, которую я расскажу тебе, когда увижу тебя.
А сейчас я очень много занимаюсь; ибо идут зачеты (проклятые!). А перед тем очень много работал над своим романом".
Речь идет о романе "Грешники". Над ним Андреев начал работать еще перед поступлением в Литературный институт, и этот замысел, как и многие его замыслы, прошел через все творчество, меняясь, трансформируясь, но сохраняя главное, заветное. Позже, когда он писал "Странники ночи", Коваленский заметил: "Это те же "Грешники"". Намечая свой литературный путь, Даниил писал брату в том же письме: "Знаешь, я прихожу к убеждению, что я за всю свою жизнь напишу всего 2 или 3 романа (и вовсе не длинных, — тот, который я пишу 2 1/2 года, будет иметь всего 150 или около страниц, написал сейчас треть). А сижу я целые недели над тетрадями. У меня 16 толстых тетрадей черновиков. И думаю, что буду еще и еще переделывать — сотни раз — авось к старости что-нибудь и выйдет".
Но его ночные бдения над романом время от времени перемежали стихи. Об этом он тоже бегло сообщает брату: "Писал тут стихи, и за них попал в Союз Поэтов. Сейчас уже больше месяца стихов не пишу — слишком занят прозой и учением.
Печататься не думаю еще лет 5–6".
Не спешили печататься и другие его однокашники, серьезно относившиеся к литературе — Арсений Тарковский, Юрий Домбровский… Мария Петровых свидетельствовала: "Я не носила стихи по редакциям. Было без слов понятно, что они "не в том ключе". Да и в голову не приходило ни мне, ни моим друзьям печатать свои стихи" [87] .
87
Петровых М. Указ. соч. С. 347.
Писал Даниил брату и о семье: "А у нас в
Братец ты мой милый! Как хочется видеть тебя! Так много (есть рассказать!) Целую! Почему не писал ты раньше?"
Окончившему школу, повзрослевшему Даниилу в большом семействе Добровых, где его очень любили, жилось все-таки непросто. В переполненной квартире, в сердцах называемою "ночлежкой", трудно было уединиться, чтобы писать. Некоторое время он жил в одной комнате с Сашей Добровым. Потом, когда Шура вышла замуж и в доме появился Александр Викторович Коваленский, а Саша женился, он спал в столовой. Там привык — и привычка осталась навсегда — затыкать на ночь уши, иначе выспаться ему не давали. Тем более что рядом, за занавеской, один раз в неделю у Филиппа Александровича проходил прием больных, начинавшийся довольно рано, и в этот день Даниилу, писавшему по ночам, приходилось недосыпать.
Но и в тесноте большое семейство жило дружно, умело радоваться и смеяться. Когда Даниил спал в столовой, случилась история, в доме названная "Адам и Ева". К поселившимся в одной из комнат образовавшейся коммуналки Межибовским как-то приехала сестра матери семейства, Евгении Петровны, Ева. А в квартире жила кошка, на ночь обычно запиравшаяся в подвале, где находилась кухня. Ночью, сквозь сон Даниил услышал, что кошка лезет в буфет. Спавший обычно нагишом, он поймал кошку, пошел с нею вниз. Услышав странный шум, Ева встала, зажгла свет, и обнаженный Даниил от смущения и неожиданности запустил в нее кошкой и юркнул назад, в столовую.
Даниил, неутомимый озорник и выдумщик, любил розыгрыши. Вот один из них. Шура Доброва каждый вечер долгое время проводила в ванной. Однажды Даниил, когда она принимала ванну, "сбросив ботинки и ступая на цыпочках, снес из столовой и гостиной все стулья, кресла и даже маленький столик в коридор и бесшумно нагромоздил их друг на друга, так, что на протяжении двух саженей — от двери кухни до двери спальни — образовалось заграждение высотою в человеческий рост". Свет в коридоре зажигался в передней. Шура, не понимая в чем дело, с трудом выбиралась из ванной, стулья мешали, с грохотом падали, а Даниил сдавленно хихикал. Утром его ругали, но потому, что нужно было ругать, без злости, даже с некоторым сочувствием и тайным одобрением. Через годы эту и другие свои выходки он приписал педагогу, теоретику инфантилизма Ящеркину, герою новеллы "Новейшего Плутарха".
Старшие Добровы вполне понимали Даниила — в семье самого младшего, и прощалось ему многое, но и он, избалованный любящими тетушками, в те нелегкие годы обязан был помогать семье, каждый месяц приносить какие-то деньги на хозяйство.
9. Коваленский
Не меньше, чем Высшие литературные курсы, для его образования, литературной учебы и всего мировоззрения сделало дружеское общение с Александром Викторовичем Коваленским. Он появился в семье Добровых, женившись на Шурочке. Младше ее на пять лет, Коваленский был еще студентом. В детстве, по словам поэта Сергея Соловьева, его двоюродного брата, Александр казался блестящим принцем. Но судьба принцу не благоволила.