Вестники Осады
Шрифт:
Оставшийся один Хорак шагнул навстречу наступающим врагам, держа наготове окутанную расщепляющими энергиями косу, способную рассечь и плоть, и броню. Он шёл навстречу десяткам легионеров, ожидая огонь, ожидая, что первые выстрелы болтеров застучат по терминаторской броне, неся очищающую боль.
Но Хорак услышал лишь стихающее эхо выстрелов.
В двадцати метрах внизу его преследователи подались назад, не опуская оружие, но не стреляли. Они медленно строились под ним неровным полукругом. С чёрной как ночь брони поднимался серый пар.
– Ну что теперь, братишки? – окликнул
После этих слов вперёд вышел один из воинов в чёрном. На его броне было не больше знаков отличия, чем у других, но доспехи были сильно модифицированы. Вокруг них змеились провода, собираясь в пучки там, где выступали узлы подключения к панцирю. Блеск голого металла выдавал сложные очертания аугментики… везде, в ногах, в руках, в туловище.
Казалось, что почти всё тело ниже шеи было кибернетическим.
Хорак смотрел, но не двигался, пока между ними не осталось лишь десять метров. Незнакомец тоже изучал его, и Хорак не опускал косу, оценивая, как можно наказать такое безрассудство.
– Невозможно, – произнёс легионер, обращаясь скорее к себе. Его голос состоял из нескладывающихся механических оттенков и был тяжёлым, едва человеческим, глубоким, словно рокот дредноута. – Что ты здесь делаешь?
– Назови себя, чёрный щит, – выплюнул Хорак. – Я хочу узнать твоё имя, прежде чем убью тебя.
– На тебе такая броня, а в руках коса, – воин словно не услышал требования. – Значит, твой хозяин позволил тебе сохранить разум?
Хорак внимательно слушал каждое слово. Произношение воина было странным, но было в нём что–то… что–то похожее на суровую речь Барбаруса. Похоже, что легионер точно знал, кем был Хорак, и почему появление его на Агарвиане в одиночку было немыслимо.
– Разум у меня был всегда, но язык – нет. Я вернул его и использовал с умом. Я спрашиваю вновь и не стану повторять в третий раз – как тебя зовут?
Воин поднял руки, неловко отвёл затворы горжета, а затем снял шлем. Вышедший изнутри воздух казался зеленоватым и бурлил, словно пар. Открывшееся лицо было месивом из шрамов и струпьев, скреплённым торчащими из худых щёк металлическими стержнями. Он мог дышать. Он мог вдыхать тлетворный воздух и не падать. Так значит, под чёрной бронёй был Гвардеец Смерти, воин старого легиона?
– Моё имя – Кризос Мортург, – без всякой гордости объявил воин. Теперь, без решётки вокса, было видно, что акцент не принадлежал ни Терре, ни Барбарусу. – Когда–то я вёл уничтожителей на войну под знаменем четырнадцатого легиона. Возможно, что ты видел, как я возглавлял их на Исстваане 3. А возможно в тот день ты отвернулся, не в силах сдержать стыд.
Так вот оно что. Охотники вовсе не принадлежали к одному из верных легионов, но были изгоями, отвергнутыми неверными хозяевами, недостойными и отсталыми, теми, кого давно следовало отсеять.
– Так ты там был… – неверяще произнёс Хорак. Он видел орбитальные бомбардировки, видел волны высадок и потому
– Не глупи. Никто там не выжил.
Харак помедлил, но затем едко усмехнулся.
– И всё же ты здесь, преследуешь нас ради возмездия, словно призрак. Это ослабляет твои муки, а?
– Я уже убил сотни моих бывших братьев, – зарычал Мортург, но не двинулся с места. – Моя сила растёт всякий раз, когда я омываю латницы их кровью. Но ты другой. Почему ты здесь, воин Савана Смерти? Как оказался ты здесь?
И пока Хорак слушал, в его разуме зародилась хрупкая, жуткая надежда. Они всё ещё в чём–то оставались боевыми братьями, разделёнными лишь временем и выборами. Возможно, что это надежда была недостойной, возможно, она была последним проявлением слабости, но, что важнее, она у него была.
– Я больше не тот, кем был, – заговорил Хорак, – Я наблюдал за полями смерти на Исстваане, ни разу не отвернувшись, ведь все погибшие заслуживали смерти… так я думал тогда. Я остался тенью своего хозяина, его избранным стражем, и следовал за ним в пустоту, когда мы начали сжигать Империум изнутри.
Он помедлил, вспоминая своё второе предательство. Самое сложное из двух.
– Но затем случился Молех. Ты знаешь, где это? Возможно, об этой битве слышал даже ты. Что я там видел… как восстали мёртвые, как умерли живые. Как моих собратьев принесли в жертву в богохульном ритуале, чтобы ожила мерзость. И в тот день я увидел, что всё, чему учил нас хозяин, все его пылкие проповеди против ведьм и чар Древней Ночи, были ложью. И если его обеты оказались лишь словами, то, что же стоили мои? – он поднял кулак к груди в воинском приветствии, так, как делал с самого принятия в легион. – Поэтому я вернул себе имя. Я вновь обрёл голос. И теперь у меня нет хозяина, но все обратили против меня мечи.
– Ты всё ещё носишь цвета Гвардии Смерти, – недоверчиво произнёс Мортург.
– Изменился Мортарион, а не я, оставшийся стойким сыном Барбаруса.
Мортург кивнул медленно, словно обдумывая открывшуюся истину.
– И ты бы убил нашего отца, если бы увидел вновь?
– Без промедлений.
– И это ты намереваешься сделать? Найти способ?
– Это всё, ради чего я живу.
Они оба понимали, что время обмана прошло. Хорак не пытался спасти жизнь, а говорил правду, и Кризос Мортург видел это. Надежда продолжала цепляться за него – крошечная возможность, тонкая как паутина.
Мы хотим одного и того же.
Но Мортург не двигался. Его воины не опускали болтеров, отслеживая любые признаки предательства и опасности. Чёрный Щит нахмурился, плоть заскрипела по стали. Он оценивал всё, к чему это могло привести.
А затем тишину нарушил треск керамита. В метре от него наполовину поднялся Хесч, едва держа болтер в дрожащей руке. По шлему заплясали электрические искры, когда воин качнулся вперёд, из ствола шёл дым. Обезумевший от боли и видящий только врагов Хесч успел выстрелить лишь раз прежде, чем его навсегда остановил огонь Чёрных Щитов. Но выстрел был меток и летел прямо в шлем Мортурга.