Весточка с той стороны
Шрифт:
– Ауо, дорогой. Ты, некоторым образом, для меня освободишься когда-нибудь?
Андрюсик плохо выговаривал «л»: вместо «алло» получалось «ауо». Болоту это очень нравилось.
– Андрюсик, солнце, папочка заедет к восьми. Попроси Жан-Пьера что-нибудь вкусненькое сотворить, на твой вкус. И непременно – "Шато Лафит" урожая тринадцатого! И никаких "Шеваль Блан".
Но надежда насладиться в обществе обожаемого Андрюсика очередным кулинарным шедевром от французского шеф-повара его ресторана, Жан-Пьера Дебю, выписанного Болотом из далекого Ларошеля, угасла сразу же после разговора с Галей, который был явно не в духе. Таким раздраженным Болот его не видел никогда.
– Ну, что за паскудный цвет! – возмущался
Он не договорил, но Болот догадался, что тот имел в виду, и обида явственно проступила на его лице. Бекбайтасов заметил это и смягчился, понимая, что это чересчур:
– Ладно-ладно, Болот. Не дуйся! Спасибо, что не стразами обклеил. Проинспектировали квартиру?
Обиду пришлось проглотить.
– Не могли, босс, люди кругом – суета, – сказал Болот.
– Как раз в это время и надо было квартиру осмотреть. В такой-то суете кто там внимание на вас обратил бы? Мне тебя, что ли, учить?
– Вам, и только вам, босс, – льстиво заметил Болот.
Гали-Есим отмахнулся. Но, кажется, остался доволен.
Вряд ли Бекбайтасов отдавал себе в этом отчёт, но он так и не смог привыкнуть к похвалам, щедро и отовсюду расточаемым в его адрес уже много лет. «Будь то даже неприкрытая лесть от такого малого по его меркам человека, как я», – думал Болот. Странность, которую Шокоев подметил в поведении своего патрона давно, и которой иногда успешно пользовался.
Когда Болот показал то, что снял камерой смартфона, Гали-Есим заметно повеселел.
«Неужели это настолько нечто такое важное, значительное, что Галя тут, при мне, почти напрочь теряет присущее ему самообладание, – удивился Болот. – Что же это за дело такое?»
Показу предшествовала небольшая заминка со смартфоном, сначала изумившая Болота, а затем вызвавшая в нём уважение к тому, как всё серьезно продумано у босса в плане безопасности. Дело в том, что смартфон Болота завис. Насмерть. Заморозился. Не помогла и перезагрузка. Болот огорчился, ведь он только что объявил боссу: у него есть любопытное видео.
– Погоди, Болот, – сказал Бекбайтасов, видя, как тот мучается со смартфоном. Он включил интерком и сухо произнес в трубку: «Вудин, ты? Дай десять минут своей машинке отдохнуть. И зайди ко мне сейчас».
Смартфон чудесным образом ожил.
«Глушилка электронная, блокирует в помещении любую запись, – смекнул Болот. – Опасается компрометирующих материалов. Солидно! Неплохо бы самому такой игрушкой обзавестись».
В комнату вошел Вудин, сутулый молодой парень в очках. Мрачный, как грозовая туча.
– Дай-ка ему телефон, – сказал Болоту Бекбайтасов, а Вудину приказал: «Выведи видео с телефона на монитор».
Вудин принял из рук Болота смартфон, быстро оценил, что делать, что-то там подстроил, и вот уже на экране монитора появилось изображение.
Бекбайтасов кивнул Вудину, и тот вышел из комнаты.
– Ну, давай, что там у тебя, показывай.
На мониторе мелко зашевелились люди, вроде бы стоявшие поначалу неподвижно одной небольшой шеренгой во дворе и с почтением внимавшие каждому слову муллы – Болот прокручивал видео в ускоренном режиме. Он лишь тогда замедлил воспроизведение, когда дошел до эпизода, где девушка субъекта передаёт красную папку высокому парню.
– А это что за детина? – поинтересовался Гали-Есим.
– Это приятель, друг покойника, – пояснил Болот. Он поставил видео в режим паузы, увеличил слегка смазавшееся изображение так, чтобы на папке можно было различить белую этикетку с надписью «Домбра».
– Всё понятно, – сказал Гали-Есим. – Дальше.
Болот продолжил воспроизведение видео.
– Тэ-эк!
Болот снова включил режим паузы.
– Не знаю. Родственник, наверно. На него я внимание не обратил. На похороны приехал из… Я узнаю…
– Не надо. Это я так, к слову, – перебил Гали-Есим. – Значит так. Проследи за детиной с красной папкой. Где там будут поминки?
– В кафе, – ответил Болот. – Это в доме, где покойник проживает. Проживал, то есть.
– Всё понятно. Вот что, – сказал Бекбайтасов. – Не выпускай его из поля зрения. У него папка, которая мне нужна. Такая вот задача. Изымешь её сегодня, как представится возможность. Кто там у тебя в работе – Тычок?
Болот кивнул.
– Замечательно. Сразу же её ко мне, – он хлопнул ладонью по столу. – Сюда. Да вот еще. Про детину разузнай: кто такой, что такое.
Он встал из-за стола, давая понять, что обсуждать больше нечего.
Болот огорчился: накрылся ужин, придется отложить на завтра; но виду не подал. «С этой папкой, – будь она неладна, – придется повозиться».
Глава 3. Небылица в лицах
Он совсем забыл про неё в суматохе сегодняшнего дня. Краем глаза, в зеркале заднего вида Никита заметил то, что утром передала ему Настя. Красная папка лежала на заднем сиденье. Он небрежно забросил её туда, садясь в машину сразу же после жаназы, и после этого момента больше о ней не вспоминал. Ждать Айкерим придется еще минут двадцать, рассудил он, просто сидеть в машине скучно, и папка поможет ему скоротать время. С трудом развязав тесёмки, он не без любопытства стал разглядывать бумаги, уложенные неровной стопкой. Каллиграфический, можно сказать, «эльфийский» почерк Искандера рассматривать приятно, но все же понимать непросто. Искусные завитки и прихотливые росчерки, казалось, скрывали то, о чем хотел поведать их автор. Сначала Никита подумал, написано не на русском, но приглядевшись, понял в чем дело: Искандер писал в зеркальном отображении. Так великий Леонардо, насколько знал Никита, вёл свои дневники. Да, так и есть. Однажды Искандер показал это своё умение Никите.
«Странный побочный эффект обнаружил, – скромно объяснил он. – Всем левшам даже удобнее писать так, думаю».
А он был левшой.
Прочитать написанное таким образом можно, глядя в ручное, а лучше в настольное зеркало, или же выставив бумагу на просвет. Однако, подходящего зеркала под рукой у него не было, да и бумаги были исписаны с двух сторон, так что на просвет прочесть будет трудно, поэтому Никита их отложил: почитаю дома.
Кроме подобных многочисленных рукописных листов в папке обнаружились еще и наброски к карикатурам. Искандер с детства хорошо рисовал. А после учёбы на худграфе писал только маслом. Ему замечательно удавались портреты на заказ. Работал он в импрессионистской манере. Платили неплохо. Занимался и прикладным творчеством. Резьбой по дереву, например. Но около двух лет назад бросил живопись и увлёкся графикой. Проиллюстрировал с десяток книг, некоторые даже издавались за рубежом. Хвастался своими опубликованными комиксами, или, как называл он их не без гордости, графическими новеллами. Одна такая даже имела небольшой успех, но всё же больше всего Искандер был известен своими карикатурами. Разглядывая его наброски, Никита улыбнулся: карикатурист. И тут же поправил себя: карикатуролог. Так любил называть себя Искандер. Впервые Мухаметов назвал себя карикатурологом в разговоре с Никитой около года назад. Тогда Искандер попал в больницу: сердце начало пошаливать. Врожденный порок. Никита сидел на больничной кровати и просил его поберечься: иначе, чего доброго, кони двинешь.