Весы Лингамены
Шрифт:
Вскоре он уже брёл по желто-белому морю цветов, знакомых ему до этого только по картинке над кроватью. Приметив уютное местечко, Гелугвий удобно расположился на траве и сорвал цветок. Немного повертев его в руках, он собрался уж отбросить его в сторону, как всплыло в памяти: "любит - не любит, плюнет - поцелует". И тут он вспомнил, что это были начальные слова гадания на цветке ромашки. Когда Гелугвий был маленький, мама рассказывала ему, что в далёком прошлом в народе так гадали о чувствах своего избранного: произносишь "любит" - отрываешь
Гелугвий оторвал лепесток и рассеянно улыбнулся. "Любит, хм. Так вот что меня сюда манило!" После он и сам не мог вспомнить, как забылся этой детской игрой. Но когда он очнулся, вокруг него уже были разбросаны десятки потухших солнц, навсегда отбросивших свои лучики. Гелугвий нахмурился и приподнялся на локте, осматриваясь: ему вдруг почудилось, что все оборванные ромашки беспомощно взирают на него, и в этих божественных волокнах, в растительных тканях их зреет немой вопрос: "за что?"
Гелугвий поднялся, и, озирая скорбную полянку, прошептал: "простите". "Уж хватит разрушения, - решил он.
– Я докопаюсь до корней своего чувства научными методами. Но сначала надо посоветоваться с Даримой. Куда же я без нашего главного кармоведа!"
Вернувшись в город, он сразу взялся за дело. Связавшись с Даримой, Гелугвий попросил её о встрече в институте и, получив согласие, немедленно направился туда.
– Ты знаешь, Дарима, - начал учёный, когда они встретились, - я тебе как женщине скажу...
Это было весьма присуще импульсивному учёному - откровенно и с чувством начать разговор, но спустя пару секунд залиться краской и прийти в замешательство от такой своей искренности, которая может быть неверно истолкована другими. Но наша чуткая советница, мгновенно всё учуяв, состроила самое невинное выражение лица, и хлопая ресницами, пролепетала:
– Ну что ты, Гелугвий! Помогу тебе, чем смогу. Нам ли - давним коллегам - стесняться друг друга? Так что говори смело - я слушаю.
Гелугвий несколько успокоился, но сердце его всё равно учащённо билось.
– Дело в том, что я уже давно... я... я люблю её!
– выговорил, наконец, учёный.
– Кого?
– на секунду удивилась Дарима и тут же продолжила:
– Хотя, постой! Зачем так нервничать, ты ведь нам всем об этом сразу же и доложил. Как только её увидел.
Да! Различные формы привязанностей в наш век - как сердечные, так и все прочие - не только никуда не исчезли, они всё так же, как и раньше, являются предметом стороннего интереса и обсуждения, хотя, заметим, и не такого интенсивного, как раньше.
– Ах, тогда...
– тоже вспомнил Гелугвий.
– Ну так это никакому сравнению не подлежит с тем, что сейчас происходит. Я весь измучился. Дари, помоги найти к ней дорогу, прошу тебя! Ты ведь можешь что-то подсказать. А я совсем не знаю как...
– Понимаю, - как можно мягче произнесла Дарима.
– Но слушать надо
– Ну, хорошо, - уже спокойнее проговорил Гелугвий.
– Расскажу тебе обо всём по порядку.
И учёный поведал чуткой собеседнице о своём знакомстве с Наландой, не забыв упомянуть, как, по его мнению, прекрасная жительница внутреннего города откровенно посмеялась над ним.
– О, да ну тебя, право!
– недоверчиво хмыкнула Дарима.
– По крайней мере, смеяться над тобой она бы точно не стала, вы ведь полвека проработали бок о бок, хотя бы и не зная друг друга лично.
– В тот момент мне так показалось. Но послушай ещё... сегодня мне приснился очень странный сон, а после я проснулся и увидел ромашки.
– Ромашки?
– Да. У меня картина на стене. Мне мама рассказывала про гадание на ромашках. Ну, я и отправился в поле.
– Ты меня всё больше удивляешь!
– воскликнула Дарима.
– Чтобы ты и ромашки?..
– Ой, да мы всю жизнь гадаем на наших вычислителях. Знаешь, много общего...
– Но судя по твоему виду, результат этих древних ритуалов остался для тебя неутешительным?
– Да ты уж не подумай обо мне лишнего: я и не собирался серьёзно ромашки обрывать, просто как-то само вышло. Я же ведь понимаю, что все эти гадания - самообман. Жаждущий ответных чувств человек будет обдирать всё новые цветы до тех пор, пока не получит удовлетворяющий его результат.
Гелугвий встал и зашагал по комнате, в нём явно проснулся учёный.
– И даже если один какой-то цветок во всём огромном поле и связан с тобой причинно-следственными связями, - продолжал он, - то сначала ещё нужно его найти. А если не ведать об этом судьбоносном соцветии и задаться целью просто перебрать все живые растения этого вида, то сначала нужно вычислить точное количество ромашек в мире, и затем провести обряд гадания на каждой из них. Но это только касаемо существующих в мире цветов. А если подходить серьёзно, то необходимо учитывать, что каждый год нарождается новое поколение, и нужно ещё как-то просчитать все цепочки, ведущие именно к такому варианту, и чтоб лепестков у отдельно взятого цветка было именно столько, сколько у него есть, и чтоб каждый год результат один и тот же был, понимаешь?
– Иначе что - не любит?
– задорно подмигнула Дарима учёному.
– По крайней мере, от бедных ромашек это вряд ли зависит, - промычал Гелугвий.
– Надеюсь хоть, - добавила Дарима уже серьезнее, - ты не собираешься уничтожить все цветы мира только для того, чтобы выяснить, любит ли тебя
она
?
– Нет, конечно!
– снова оживился учёный.
– Ведь это можно высчитать виртуально, - сказал Гелугвий, кивая на вычислители, стоящие у стен.
– Причём, как я слышал, действие сиё не будет относиться к действиям речи, тела и ума, а значит, его можно смело совершать!