Весы смерти (Смерть и золото)
Шрифт:
Маленький сержант бросился на колени перед графом, подышал на ботинок и любовно начистил затуманившуюся поверхность собственным рукавом. Граф поднял глаза и увидел, что Кастелани по-прежнему стоит на пороге. Лицо у него было столь мрачное и обреченное, что граф почувствовал, как в нем опять закипает гнев.
– От вашего лица любое вино скиснет, Кастелани.
– Графу известно, что меня одолевают тяжелые мысли.
– Еще бы! – прогремел Белли. – С тех пор как я отдал приказ двигаться вперед, я не слышу от вас ничего, кроме нытья.
–
– Не можете. Бенито Муссолини, сам дуче, оказал мне священное доверие. И я не вправе не оправдать это доверие!
– Но, полковник, наш противник…
– Вот еще! – В набрякших темных глазах вспыхнуло презрение. – Вот еще! Вы говорите – противник, я говорю – дикари, вы говорите – солдаты, я говорю – сброд!
– Как вам угодно, господин полковник, но броневик…
– Нет, Кастелани, нет! То был не броневик, а карета «скорой помощи». – Граф уже успел убедить себя в этом. – Я не позволю, чтобы удача выскользнула у меня из рук. Я отказываюсь причитать, как перепуганная старуха. Это не в моем характере, Кастелани, я человек действия, конкретного действия. Леопардом обрушиться на врага – вот мой характер! Время разговоров кончилось, Кастелани. Настало время действовать.
– Как угодно, господин полковник.
– Это не мне угодно, Кастелани. Так повелевает бог войны, а я, как человек военный, ослушаться его не могу.
Ответить на это было нечего, майор молча посторонился, и граф, вскинув подбородок, вышел из палатки твердым, величественным шагом.
Ударные силы Кастелани готовы были выступить уже на рассвете. Пятьдесят военных транспортных грузовиков составили длинную колонну, и большую часть ночи майор провел, обдумывая походный порядок.
В конце концов он решил оставить одну роту на укрепленных позициях возле Колодцев Халди под командованием молодого капитана из приближенных графа. Все остальные должны были быстро проследовать к ущелью, захватить подступы к нему и с боем прокладывать себе дорогу вверх, в горы.
В голове колонны Кастелани поставил пять грузовиков с пехотой, следом за ними – несколько пулеметных взводов, которые он мог ввести в бой за считанные минуты. За ними – еще двадцать грузовиков с пехотой – десять из них должны были замыкать колонну. Полевой артиллерией он решил командовать лично.
В случае если колонна попадет в настоящую передрягу, он надеялся, что пехота даст ему время, необходимое для того, чтобы развернуть минометы для боя. У Кастелани не было твердой уверенности, что под спасительным прикрытием этого оружия он сумеет вывести колонну в случае непредвиденной опасности, в которую ее ввергнет новообретенная храбрость графа и его хвастливое стремление к воинской славе. Да, он не был уверен в этом полностью.
Водители и солдаты расположились на земле возле грузовиков, они сняли каски, расстегнули мундиры и лежали, покуривая. Кастелани откинул голову назад, набрал в легкие воздуха и издал крик, который прогремел
Расположившиеся на отдых люди лихорадочно засуетились, они хватали оружие, приводили в порядок свою форму и строились в шеренги возле грузовиков.
– Дети мои, – заговорил Альдо Белли, прохаживаясь вдоль строя. – Храбрые мои сыновья…
Граф смотрел на них, но было ясно, что он не видит своих «храбрых сыновей» в криво застегнутых мундирах, с небритыми подбородками и торопливо затушенными сигаретами, торчавшими из-за уха чуть ли не у каждого. Он расчувствовался, зрение его затуманилось, воображение одело «детей» в кованые латы и шлемы с плюмажами из конского волоса.
– Жаждете ли вы крови? – спросил он и засмеялся звонким беспечным смехом, откинув назад голову. – Я предоставлю ее вам ведрами!.. Сегодня вы напьетесь ею досыта.
Те, кто слышал его слова, мрачно переглянулись. Абсолютное большинство предпочитало кьянти.
Граф остановился перед тщедушным пехотинцем, которому не было и двадцати. Из-под каски у него выбивались спутанные темные волосы.
– Сынок, – провозгласил граф, и юноша опустил голову и неловко усмехнулся, – сегодня мы сделаем из тебя настоящего воина!
Он обнял мальчишку, потом отстранил его на расстояние вытянутой руки и внимательно посмотрел ему в лицо.
– Италия отдает войне цвет нации, и самые молодые, и самые знатные – все кладут свои жизни на алтарь войны.
Скованная улыбка на лице паренька сменилась выражением настоящего испуга.
– Пой же, дитя мое, пой! – крикнул граф и сам затянул «Ла Джовинеццу» звучным баритоном.
Солдат неуверенно подхватил. Граф с песней зашагал вперед и с последним куплетом дошел до головы колонны. Он кивнул Кастелани – отдать приказ голосом не хватило дыхания, – и майор по-бычьи взревел:
– По машинам!
Солдаты-чернорубашечники суетливо кинулись к своим грузовикам и стали торопливо на них карабкаться.
«Роллс-ройс» стоял на почетном месте в голове колонны, Джузеппе сидел за рулем, а рядом с ним – Джино с камерой наготове.
Мотор тихо урчал, на широком заднем сиденье громоздилось личное имущество графа – спортивная винтовка, дробовик, пледы, корзинка с провизией, оплетенная соломой бутыль с вином, бинокль и парадный плащ.
Граф неторопливо, с достоинством поднялся в машину и уселся на мягком кожаном сиденье. Он посмотрел на Кастелани:
– Запомните, майор, суть моей стратегии заключается в быстроте и внезапности. Молниеносный и беспощадный удар, нанесенный стальной рукой в самое сердце врага!
Майор сидел рядом с водителем последнего грузовика в колонне, глотая пыль, поднятую сорока девятью идущими впереди машинами, жарился и потел в кабине, как в духовке, которую и представляла собою кабина. Он взглянул на часы.
– Матерь Божья, – проворчал он, – уже двенадцатый час. Нам надо двигаться быстрее, если мы…