Весы
Шрифт:
– Зачем?
– Хорошо, я скажу зачем. Все очень просто. В последние годы ко мне много раз обращались с просьбой рассказать о путешествиях за границу. Таков строгий порядок. Иными словами, приходите туда-то и туда-то, мистер де Мореншильдт, и поведайте нам, что вы делали, с кем встречались, план завода, который вы посетили, и так далее. Обычная информация, которую дают тысячи путешественников каждый год. Называется это Отдел контактов с населением, там есть человек из ЦРУ, который просил меня поговорить с вами по-домашнему, дружески, что я и делаю. Человек он хороший, разумный,
– Там не все напечатано.
– Ради бога, у меня есть своя фирма, и там, знаете ли, бумага, ручки, девушки-машинистки. Я отдам вам копию, разумеется, и рукопись.
– Мистеру Коллингзу вы тоже дадите копию.
– Естественно. Они собирают и анализируют информацию. Человеку в вашем положении сотрудничество может помочь. Согласитесь, ведь положение у вас стесненное. Если какой-нибудь мистер Коллингз видит, что человек готов сотрудничать, достоин лучшей работы, то он скорее всего сделает звонок. Так всегда и бывает.
Ли укачивал дочь на колене, чтобы та успокоилась.
– Джордж, еще я хочу издать «Коллектив».
– Я бы вам не советовал. Потому что сейчас не время. Давайте сначала посмотрим вашу работу. Там и поговорим о публикации. Так или иначе, вас вознаградят, будьте уверены. У этих людей масса вариантов. Связи по всему миру. Это удивительно. Думаете, каким образом вы вернулись в эту страну? Когда человек дезертирует, ФБР заносит его в список наблюдения. В таких случаях заводят карту наблюдения. Но вам вернули паспорт. Пропустили Марину. Дали вам ссуду.
– За мной постоянно следили.
– За вами и сейчас следят. Вы интересный субъект. Я уверен, им бы очень хотелось узнать о ваших знакомствах в Советском Союзе. Мы с вами как-нибудь побеседуем тет-а-тет, чтобы ребенок не слышал.
Джордж рассмеялся. Ли тоже рассмеялся.
Сначала Фрейтаг с напарником, теперь этот Коллингз. Они облепили его, как муравьи дынную корку.
Он посмотрел на Марину. Она стояла, чуть согнувшись, и внимательно слушала кого-то. Даже в духоте среди табачного дыма она казалась свежей и сияющей. Не люби меня за слабости, хотелось сказать ему. Не бери мою вину на себя. Никогда не думай, что виновата ты, если виноват я. Виноват всегда я.
Он хлопнул ее по голове, и она замахнулась. Он сел и открыл журнал. Она видела, что он перелистывает страницы,
– Никаких сигарет, – сказал он. – Не хочу, чтобы ты курила. С этим покончено раз и навсегда.
– Подумаешь, одну сигарету.
– Это вредно для ребенка. Очень вредно. Почему ты мне ванну не приготовила? Я что, так много прошу – горячую ванну после грязной и шумной работы?
– Я много не курю. Я курю в меру.
– Какая же ты лентяйка.
– Я готовлю обед. И драю полы.
Он отшвырнул журнал, громко хлопнув им по стене. Ребенок заплакал. Он встал и подошел к Марине.
– Я драю полы, – сказал он и ударил ее по лицу.
Она села на стул, в тарелке лежали остатки еды.
– Я драю полы.
Она закрылась руками. Он снова ударил ее. Затем сел в кресло и взял книгу. Она положила тарелку в раковину, не выбросив объедки в ведерко. Он все вымоет потом. После ссоры всегда оставалось то, что он тщательно отмывал.
– Ты рассказываешь этим русским, как мы живем, про наш секс, нашу личную жизнь.
– Я так общаюсь с друзьями, – ответила она.
– Ты все выставляешь напоказ.
– Я доверяю друзьям, они меня понимают. А с кем еще мне говорить? Мне нужны друзья.
– Незачем болтать о личной жизни. Я не хочу, чтобы они приходили. Не пускай их.
– Сначала твою маму не пускать, теперь друзей.
– Мой родной брат донес на меня ФБР.
– Подумаешь, сказал, где мы живем. Это не секрет, все знают, где мы живем. Этого не скроешь.
Он читал книгу. Она пустила воду из крана и смотрела, как та уходит в сток. Ребенок плакал.
– Ты любишь пить вино, – сказал он куда-то в пространство.
– Научи меня английскому.
– Ты их ждешь, чтобы они тебе вина принесли.
– Я тебя никогда не любила. Просто пожалела иностранца.
– И сигареты тоже.
– Я рассказываю друзьям, как ты бьешь меня. Сильно он не бьет, говорю. Просто у меня нежная кожа. Поэтому и синяки.
Она стояла лицом к раковине. Услышала, как он встал и подошел. Взяла губку и принялась мыть края раковины. Он ударил ее по щеке. Постоял, подумал, не ударить ли еще. Затем отошел и снова сел, а она стала оттирать губкой пятно с кухонного стола.
Через дорогу разгружали машины. Слышался шум грузовиков, голоса рабочих. Она съела еще кусок с тарелки и вымыла подоконник за раковиной.
– Я говорю им, что он заботится о моем состоянии. И бьет совсем несильно. Просто у меня такая кожа, и кажется, будто сильно.
Он подошел снова и начал колотить ее по обеим рукам. Она закрыла кран. Он бил ее по плечам ладонями.
– Я говорю им – он же не виноват, что у меня сразу синяки.
Она прикрыла руками голову. Он продолжал бить ее, словно в детской игре «ладушки», ритмично, сначала правой, потом левой, раз-два. Шумно дышал носом за ее спиной. Чувствовалось, насколько он сосредоточен.