Ветана. Дар исцеления
Шрифт:
– Вета, милая, здравствуйте!
Я сделала реверанс, думая, что сплетни мне не изжить никогда. Линетт, видимо, поняла, о чем я думаю, и развела руками.
– Алемико так настаивал, чтобы мы поехали, я не решилась ему отказать. Может, вы составите нам компанию? Прогуляемся за городом?
Я подумала пару минут и согласилась. Почему бы нет? В лечебнице моя работа на сегодня закончена, больных на горизонте не видно, день хороший…
Накаркала.
– Госпожа Ветана!!!
Пареньку было на вид лет пятнадцать. Встрепанный, взъерошеный, какой-то дерганный.
– Госпожа
Я развела руками и быстро, пока никто не успел ничего сообразить, чмокнула Лима в нос.
– Извини, малыш. Работа.
Где там моя сумка?
Общаться с Линетт Моринар мне не хотелось. Мы слишком далеки друг от друга. Она – герцогиня, я лекарка, она из благородных, я из бедных, она из Белого города, я из Желтого…
Ни к чему.
Ах, вернуть бы те золотые времена, когда о моем даре не подозревал никто, кроме бабушки! Но это невозможно.
Интересно, думала ли бабуля, что получится вот так, что меня закружит и понесет, словно щепку в водовороте? Нет, вряд ли. Могла предполагать, это вернее. С высоты жизненного опыта и мудрости могла просчитать ситуацию, но и только.
А вот как из нее выпутываться?
Не знаю, ничего не знаю.
Мужчине было за восемьдесят. Старик лежал на кровати и тихо умирал, это я видела.
Меня встретили четыре пары внимательных глаз.
Красномордый дядька лет сорока – явно пьющий, явно сын; толстая тетка тех же лет, похоже – любящая мать и невестка, и парень постарше. Внук? И старший брат мальчишки, который меня привел?
Да, вполне возможно.
Четвертая пара глаз принадлежала мужчине лет сорока. Такому… самое подходящее определение было – чернильная душа. Темная простая одежда, пятна чернил на руках, кисловатое выражение лица… Стряпчий? Да, похоже.
– Вот! Умирает!
Сказано это было таким тоном, словно я лично состарила бедолагу, загнала его в гроб и поплясала на крышке.
Я подняла брови. Подсела к мужчине, коснулась руки… М-да. Безнадежно? То самое слово.
С рыжим вором, который умирал, и то было проще. Там был расколотый сосуд, здесь – осколок черепка. Не то что воду не нальешь, даже и пара капель не задержится. Смерть глядела на меня из провалов глазниц, и я не имела права спорить с ней.
Не сейчас, нет.
На своем опыте я постигла горькую истину. Всех не спасешь, и, спасая безнадежных, ты растратишь силы, нужные тем, кто еще способен справиться с болезнью.
Кому решать о надежде? Лекарю, и только лекарю. И горькие же это решения… ивовая кора – и то слаще. Я подняла глаза на родственников.
– Его уже не спасти. День, может, два. Все, что я могу сделать, – дать ему снотворное. Пусть отойдет без мучений.
– Да зачем нам ваше снотворное?! – возмутилась тетка. – Вы ему, наоборот, посильнее чего дайте!
Чего – сильнее? Яда? Кажется, эти мысли так четко отобразились на моем лице, что мужчина оттеснил жену и заговорил. И через пару минут я поняла, что яд – не самое худшее. Ой не самое… Любящие р-родственнички, Темного крабом!
Мужчина был одинок. Семьи не нажил, детей тоже, это все дети и внуки его брата,
Им, и только им.
Обещал вот, да не успел, а они уж и стряпчего пригласили, и все готово… Так вы, девушка, дайте ему что посильнее, чтобы в себя пришел да завещание составил, а потом пусть подыхает! Кому он нужен – без наследства?
Была бы я действительно сильной, я бы сделала так, чтобы они ни наследства, ничего не получили. Чтобы поднялся дед, да и прожил еще десять лет.
Не могу. Нет таких сил, и я не бог…
Видимо, прочитав это по выражению моего лица, мужчина даже попятился. А я медленно встала, отпустила сухую старческую ладонь и, не прощаясь, не обращая внимания на истошные крики тетки: «Тоже мне! Лекарка! Сопля зеленая, а нос дерет!» – не замечая взгляда стряпчего, вышла из дома. Ветер ударил в лицо, потрепал за волосы, привычно принес с собой запах моря. Он залетал сегодня с утра в гавань, покружился над портом и теперь прилетел тереться о мою щеку, рассказывая, что новенького в городе. Он отвлекал от горестных мыслей, но даже у него это получалось плохо.
Мне было очень тошно и очень больно. Маги жизни спасают людей от болезни. А кто спасет их от самих себя?
Приближенный Фолкс был великолепен! Он воздевал руки и возводил очи горе. Он стонал и вздыхал так, что разжалобил бы даже акулу. Он вопиял и стенал, и от чувства в его голосе прослезились бы даже призраки. Он требовал! Покарать святотатца! Больно покарать! И можно даже два раза, ради такого случая Храм одобрит некромантию!
Его величество внимал со всей возможной благосклонностью. И соглашался. Конечно, покарать! Ишь ты, взяли моду, на людей с ножами бросаться! Не на людей, конечно, а на храмовников, но… их тоже жалко. А вдруг одумаются? Хотя вряд ли. Храм, как и всякая криминальная структура, не отпускает тех, кто попал на крючок. Но не убивать же дураков?
Так что его величество согласился покарать негодяя Артау смертью мучительной и перешел в атаку:
– А правда ли, приближенный, что вы решили молельни при лечебницах открыть?
– Да, ваше величество.
– Замечательно! Отличное начинание! Надо бы и в других городах такое сделать!
Приближенный скрипнул зубами, но поклонился. Интересно, что ему скажут коллеги из других городов? Ой, точно ничего хорошего. Обидятся, начнут предъявлять претензии, а им в ответ и показать нечего. Мага жизни он пока не нашел…
– Я напишу, ваше величество.
– Вот и замечательно. Жду отчета в ближайшее время. Сколько молелен открыто, в каких городах, при каких лечебницах… И – да! Пусть ваши люди обязательно работают в лечебницах не меньше, чем по двое – по трое.
– Ваше величество?
– Молитва – это хорошо, но рабочие руки нужны всегда! Мало ли? Полы помыть, принести чего…
Его величество смотрел на исказившееся от злобы лицо храмовника и довольно улыбался. А ты как хотел, гад? Молиться – и все? Не-ет, ты ручками поработай. Поганые ведра повыноси, язвы попромывай, больных потаскай… И посмей только отказаться!